Даниел должен был улетать ранним утренним рейсом в Ванкувер, и подвыпившая девчонка представлялась обузой, которая меньше всего на свете была ему сейчас нужна. Все дело в гипертрофированном чувстве ответственности, решил он, поскольку у меня три сестры, и все младшие.
Тяжело вздохнув, он сказал себе, что уже слишком поздно везти эту дурочку назад и заталкивать в банкетный зал, особенно когда там околачивается тип вроде Юджина. Проще всего забрать с собой, уложить в комнате для гостей, а с утра пораньше, перед отлетом, отвезти домой. К этому времени она наверняка протрезвеет и поймет, какой опасности подвергалась, ведя себя подобным образом.
Хартли предпринял еще одну попытку разбудить девушку, заранее зная, что даром теряет время. На мгновение она приоткрыла глаза, тупо поглядела на него, а затем снова опустила веки, прежде чем он успел сказать ей хоть слово. Почувствовав, как привалилось к нему тело девушки, Даниел понял, что она снова погрузилась в глубокий сон...
Гвендолин открыла глаза и с беспокойством оглядела незнакомую спальню.
Комната была оформлена в серо-белых тонах, окно закрыто жалюзи. А она лежала на большой кровати — постельное белье накрахмалено и сияет безупречной белизной — под мягким серебристо-серым шерстяным пледом.
В одну секунду девушка поняла, что это спальня мужчины, и ее охватила паника. Гвендолин с трудом попыталась сесть и ахнула от нового потрясения, увидев, что на ней остались лишь трусики.
Она понятия не имела, каким образом тут оказалась. Последнее, что она могла припомнить, — это банкет в честь дня рождения отца Юджина. Там она с кем-то танцевала. Но с кем? Гвендолин напрягла память, и ужасающие в своей сути сцены встали перед ее мысленным взором.
Она вспомнила, как пила шампанское, потом коктейль, как увидела Юджина вместе с Сузан... как взгляд ее остановился на...
Гвендолин громко застонала. Господи, что же она натворила?! И что сделал с ней незнакомец, с которым она ушла с банкета?!
Впрочем, факты говорили сами за себя: есть только одна причина, по которой она могла оказаться сегодня утром в его постели...
Тошнота подступала к горлу, а голова болела так, словно по ней кто-то ударил, но — удивительное дело! — Гвендолин совсем ничего не помнила из событий минувшей ночи. Ее тело не мучила боль, и не было никаких признаков, что она перешла роковую грань, отделяющую девушку от женщины.
Сделав неимоверное усилие, Гвендолин уселась посреди необъятной кровати, пытаясь преодолеть слабость от накатывающей тошноты и отвращение к самой себе. В эту минуту дверь спальни неожиданно распахнулась.