В том благочестье идет он за народом своим.
Весь этот блеск непреложно на лицах у нас отразился,
Все это должно узреть в нынешнем благе у нас.
Мы восторгаемся так потому, что владеем свободой
80 И что опасности, страх, боль и утраты ушли,
Что возвратились сюда мир и польза, и смех, и веселье,
Что с этих пор на виду принцепса доблесть у всех.
Власть без границ погубила поистине добрые взгляды,
И у великих людей это в обычай вошло.
Но хоть и прежде он был благочестен, все ж должные нравы,
Чтобы властителем быть, высшая власть принесла.
Ибо добро, что иные лишь в старости поздней свершили,
Тотчас же он совершил в первый вступления день.
Схваченных тотчас он ввергнул в оковы. Любой, кто недавно
90 Умыслом злобным своим вред государству чинил,
Тот, кто доносчиком был, укрощается ныне в оковах,
Чтобы он сам претерпел зло, что другим причинял.
Он для торговли моря отверзает. И если торговец
Был притесняем, теперь малый он платит налог.
Бывшее долго в презренье сословье людей благородных
В первый правления день древнюю честь обрело.
Должности все в государстве, которые прежде негодным
В откуп давались, раздал людям достойнейшим он.
И со счастливой в делах переменой отличья, какие
100 Ранее неуч имел, ныне ученый обрел.
Тотчас законам (они ниспровержены были и сами
Ниспровергали) вернул мощь и достоинство он.
И если прежде совсем отстраняли любое сословье,
Сразу же снова к себе все он сословья привлек.
Если же что-то в законах он сам пожелал уничтожить,
Чтобы народу суметь тем услужить своему,
То это было, он знал, что родителю нравилось прежде:
Но, как и должно, отцу родину он предпочел.
Я не дивлюсь: ведь не все ли, что принцепсом этим вершится,
110 Кто благородным рожден и с просвещенным умом,
Коего девять сестер омыли кастальскою влагой,
Философией самой было ему внушено?
Множество было причин, что народ раболепствовал целый
Пред королем: это зло лишь и пугает его.
Мог бы, однако, король, если б он захотел, отовсюду
Страху в угоду богатств нагромоздить без числа.
Всем этим он пренебрег: снова всех безопасными сделал,
Всякое зло удалил, что породила боязнь.
Так вот, других королей страшились народы, его же
120 Любят: страшиться при нем нечего больше теперь.
Принцепс, надменным врагам страх внушать ты должен немалый, -
Твой же не должен народ, принцепс, страшиться тебя;
Те боятся тебя, – мы тебя почитаем, мы любим.
Будет наша любовь, – что ты боишься, – у них.
Так, безмятежным тебя, защищенным без всякой охраны,
Здесь охраняет любовь; там же – единственно страх.
Даже и внешние войны, коль схватятся галл и шотландец,