Выражение Машиного лица изменилось."Позвоню, когда будет настроение. Ешь, картошка остынет".
"Если ты хотя бы немножко не доверяешь мне, тогда наши отношения не имеют смысла".
"Они так и так не имеют смысла. А ты несмотря на это ешь картошку. Если он племянник твоей матери, почему ты говорил о дальнем родственнике?"
"Для меня все родственники дальние".
"У тебя есть твоя дурочка, и у тебя есть я, но едва появляется какая-нибудь красотка из Европы, как ты убегаешь от меня на свидание с ней. У этой шлюхи. может быть, еще и сифилис".
Шифра Пуа подошла к столу. "Почему ты не даешь ему спокойно поесть?"
"Мама, не вмешивайся!", — угрожающе сказала Маша.
"Я не вмешиваюсь. Мои слова для тебя ничего не значат. Когда человек ест, не надо жужжать ему в уши. Я знаю один случай, когда один человек Боже упаси! — задохнулся от этого".
"У тебя на любой случай приготовлено по истории. Он лжец и обманщик. К тому же он так глуп, что дает поймать себя на лжи", — сказала Маша, обращаясь наполовину к матери, наполовину к Герману.
Герман взял ложкой маленькую картофелину. Она была круглая, свежая. блестящая от масла, обсыпанная петрушкой. Он открыл было рот. но остановился. Он нашел жену, но лишился любовницы. Это и была шутка, которую припасла для него судьба?
Хотя он и обдумал в подробностях, что рассказать о родственнике Маше ум его отказывался работать. Краем ложки он разрезал нежную маленькую картофелину."Сказать ей правду?", — спросил он себя. Но ответа не последовало. Странно, но, несмотря на свое бедственное положение, Герман чувствовал себя спокойно. Это было смирение пойманного преступника. которого неминуемо ждет наказание.
"Почему ты не звонишь?", — сказал он.
"Ешь. Я принесу тебе клецки".
Он ел картошку. и каждый кусок давал ему силу. Он не обедал. а события дня обессилили его. Он казался себе узником, который ест последний раз в жизни. Скоро Маша узнает правду. Рабби Ламперт наверняка выгонит его. У него в кармане всего два доллара. На поддержку государства он претендовать не может — его двойная жизнь выплывет наружу. Какую работу он сможет найти? Он не годился даже мыть тарелки.
Маша подала ему пудинг с яблочным компотом и чай. После ужина он намеревался поработать над рукописью для рабби, но его желудок был чересчур набит. Когда он благодарил мать и дочь за еду, Шифра Пуа сказала: "Почему ты благодаришь нас? Благодари Его, он там, наверху".
Она принесла Герману миску с водой, чтобы он вымыл руки, и ермолку, чтобы он мог произнести благодарственную молитву. Герман пробормотал первый стих и рухнул в постель. Маша занялась мытьем посуды. На улице было по-прежнему светло, и Герману казалось, что он слышит, как в кроне дерева во дворе поют птицы, но это не было чириканье воробьев, который обычно прыгают в ветвях. Герман поиграл мыслью, что это души птиц другого века, века Колумба или даже доисторической эпохи, и вот теперь они пробудились и пели, противясь надвигающемуся вечеру. Ночью в своей комнате он часто находил жуков, таких огромных и странных, что ему не верилось, что они продукт этого климата и этой эпохи.