— Кто это тебе про Бургас рассказывал? — я ж на "девяносто третий" позже пришёл.
— Палыч? Ну, этот расскажет. Горбатов за Куклой и возвращался. И санпаспорт ей — тоже он оформлял. Он же её двухмесячной на пароход притащил. Никакими Палычами и не пахло ещё. Взял, на свою голову, старпомом. Мало того, что подсидел, так ещё и байки теперь рассказывает.
— Да какие кореша? Олег со своим церковно-приходским дипломом в морское агентство какое-то сунулся, под греческий флаг уйти. Там над ним посмеялись, конечно, а Горбатов уже год без старпома работал, надоело ему, а в агентстве у него однокурсник какой-то штаны протирает и взятки с плавсостава берёт. За Куклой он возвращался! Как же! Если б я прапорщику баки не забил, и сейчас бы на берегу её куковать оставил без выходного пособия. Кто там за ним гонится? Прибежал: "Поехали". Витька ему: "Подожди, заведусь."-" Поехали, потом заведёшься".
— И про Андрюху пусть не трындит, — добавил Кела.
— Борису до поваров дела нет. А кум Андрюхин — действительно на таможне, инспектором. И в прошлом году раскопал у Палыча контрабас какой-то. Год, получается, случая ждал.
— Главное, слышишь, Андрюха ж его тогда и отмазал, — подтвердил Скользкий.
Я посмотрел на Куклу. Подтверждения от неё ждал, что ли?
***
Собственно, зачинщиком бунта я не был. Витька говорил, что Скользкий подымал эту бузу ещё раньше. На арифметической почве. Всего-ничего, на девятьсот зелёных зубчики его "феликса" заклинило. В Херсоне дело было, я на берегу как раз был. К тому ж считали они меня… Да, за всю жизнь такого о себе не слышал. Так что какой-там зачинщик из меня был бы? На Сильвера я ногой не вышел.
И как он тогда отмазался? На Бориса сослался да накладные расходы всякие. Оскорбился ещё на толпу. Очень даже натурально. А и нужно то было просто не вопросы, а ответы сразу ставить. И на театральные штучки не вестись, как ни тянет. Говорит "нет", читай — "да". Самый верный рецепт против него.
Потом уж налёт всё списал.
Никакого заговора и не было. Ни бочек пустых, ни Джима с яблоком. Просто сидели в салоне после ужина, все, кроме Палыча и Скользкого. Я всё бургасскую кукольную комедию переваривал, а потом возьми да и выложи всё, что переварил.
— Мужики, — говорю. — Он ведь со всеми людьми, только как с бабами-дурами обращаться может. Подарком дорогим огорошить, лапши о трудной судьбе на уши навешать, платочек сопливый оставить, и — выебать. А мы все — велись на это?
Ну и рассказал им про цыплят этих да про двести долларов. Подлецом себя чувствую, а всё равно рассказываю.