А что они, черти чумазые, делают, если бургундского на складе не оказывается? Представил я, как они самолёт из-за меня в Бургундию снаряжают, и стало мне дико неудобно. Только вернулась сестричка, я ей, с порога прямо:
— Да пошутил я, мисс. Верните самолёт назад.
Когда смотрю, а это и не сестричка никакая. Ленка.
— Ну, раз шутишь, значит на поправку пошёл.
А я зубоскалить и на собственных похоронах не прочь. Никакой это не показатель.
— Ну, как тебе хахаль мой? — спрашивает. Иначе немного, правда, выразилась.
— Так вот этот вот чёрт чумазый?.. Где ты геракела такого подцепила? А, извиняюсь, под халатом у него как? Поболее, чем у белых мужиков?
Но Ленку смутишь разве?
Тут же простыню откидывает, а я в одной сорочке лежал, смотрит серьёзно:
— Так не годится. Нужно в возбуждённом состоянии сравнивать.
И уже готова под сорочку мне рукой залезть. А у меня сил нет даже на то, чтобы щелбаном её отогнать, а не то чтоб…
— Да, — говорит Ленка.
— Пациент скорее мёртв, чем жив. Какое тут бургундское?
— Ладно, мне ещё к Вальку надо.
— Так и он здесь? Почему тогда в разных камерах?
— Представляешь, ни одной двухместной палаты на весь госпиталь.
— Врёшь, наверное. Ты ещё скажи — в коридоре ни одной койки не стоит на проходе в мертвецкую.
Тут и сестричка вернулась. А я на неё уже и смотрю по-новому, даром что в дренаже весь. Вернула мне Ленка вкус к жизни, оказывается. Вы ж мои кучеряшки в кружевной наколочке! Подожди, думаю, шоколадочка.
Но только я настолько поправился, что стал при процедурах её за попку пощипывать, так меня и выписали. Раз к персоналу уже приставать начал, значит точно — жив.
Вот когда мы Никитича с его запасливостью оценили: хоть каша, да наша. Пока тушёнка ещё была — так вообще терпимо.
— Ну что, Барабан, стоило фреон по трубам гонять? — у рефика спрашиваем.
А он — первый любитель пожрать был, десять пудов живого весу в нём, даже спать на нижней койке под ним мне страшно поначалу было. Чуть шторм — скрипит койка, гнётся под барабанщиком, как удилище бамбуковое.
Любитель, и — гурман. Шашлычки на мангале изобразить, рыбки в коптильне закоптить, строганины заделать — фреоном дышать ему не давай, а от камбуза не отлучай.
— Покури-ка, Витёк, сегодня праздник живота намечен, сам всё приготовлю.
А тут — никаких праздников, сплошные будни, тягучие, как манка на воде дизентерийной.
Это только говорится так, что пока толстый похудеет, худой ноги протянет. На самом деле — очень они от присутствия аппетита страдают, когда праздники кончаются.
Но тут Ленка что-то к нам зачастила:
— Витька, жрать хочу, как три голодных эфиопа. Харчи мои, кулинария твоя.