Возвращается как-то рефик с переговоров таких, а у нас уже заведено было: два человека в неделю домой звонить могут, дорого у них там это удовольствие, и заодно — жене Никитичевой, новости узнать, — возвращаются они с боцманюрой, ржут:
— Никитич, две новости у нас. Тебе хорошую или плохую сначала?
— Плохую? Борова нашего, начальника, то-ли на повышение, то-ли под следствие в Киев забирают. Вобщем, он задним числом "продал" нас фирмачу московскому. По остаточной стоимости. Закрыл тему. А мы, оказывается, как только контракты с ВЛКСМом подписали, автоматически из управы уволились. Не их это головная боль теперь, как нас отсюда вытащить.
— Говорил я тебе Никитич, что до новых веников это, — тралмастер вздыхает.
— Вобщем, ты как хочешь, а я завтра огород сажать начинаю. Я место на пустыре давно присмотрел. Земля не кубанская, конечно, но с поливом если… Эй, боцманюра! Картошку сажать берёшься? До трёх урожаев в год снимать можно.
— А хорошая ж какая? — вспомнил Никитич.
— Дочка твоя послезавтра замуж выходит.
Вот что значит — засиделись в гостях. Так и жёны скоро замуж повыходят, не то что дочки.
А тут ещё и Ленка опять явилась. С бланжом под глазом, к тому же.
— Да, понимаю теперь, — говорит, — почему Отелло именно мавром был.
— Вы уж меня спрячьте на пару дней. Как бы Дездемоной мне не стать. Да какой там платочек кружевной? Прямо на месте преступления, в гримуборной… И чего ему за столиком не сиделось? Он что думал, что меня хозяин за хореографические таланты только в варьете держит?
А тут и тойота, нам уже известная, подкатила. С мавром.
Вобщем, слово за слово, загремели мы с Вальком, опять на пару, как в госпиталь малярийный, в участок полицейский. Правильно тралмастер говорил: как филиппинцев в кабаке бить, так всегда желающих полно, а как белую наложницу из сарацинской неволи вызволить…
Сижу за решёткой, в темнице сырой…
Сидим, вернее. Тридцать нас в камере. Экономно сидим. Харчи всем — родственники носят. Только нам — сослуживцы. Валёк только вошёл, осмотрелся:
— Ну, это не керченский медвытрезвитель, — говорит.
— Жить можно.
Основательную тюрягу португалы им отгрохали. Стены — из мортиры не прошибёшь. По всему видать — форт бывший. Просто как графьям МонтеКристо почёт нам оказан. Хорошо хоть не на острове. Потом оказалось, действительно как графьям. В подземелье — там вода по нарам во время прилива гуляет и крабы ползают.
— Не жалеешь, что из-за девки уличной ещё и в тюрягу попали? — Валёк спрашивает.
— Ну, это как суд решит. Если не пожизненно, то не пожалею, пожалуй, — говорю.