— Зак… — Ноги ее скользнули поверх его ног, и Ханна вдруг застыла как громом пораженная. — Бог ты мой, — прошептала она, — ты же ведь…
— Возбужден? Ты это хочешь сказать? — натянуто усмехнулся он. — Я пребываю в этом жалком состоянии уже вторую ночь, за что большое тебе спасибо. Ну, теперь-то хоть поняла, как ты ошибаешься? Дело не в тебе, можешь ты это понять?
Она облизнула пересохшие губы.
— Тогда я совсем ничего не понимаю. Кажется, все так просто. Я же знаю, как важна для тебя работа в Лос-Анджелесе. Знаю, что спокойное существование не по тебе, что ты всегда тосковал по жизни кипучей, полной опасностей. И знаю, что Авила не может тебе этого дать. Я ведь не строю никаких иллюзий, поверь.
— Ну и напрасно. — Не в силах совладать с собой, он провел руками по ее гладким ляжкам, потом дальше, под сорочку, к круглым бедрам. Ему хотелось черпать ее полными пригоршнями, жадно вбирать в себя эту мягкую плоть.
— Я не собираюсь тебя упрашивать, — прошептала она.
Еще секунда, и это он стал бы упрашивать ее. Он никак не мог справиться с руками, запретить им двигаться, то сдавливая, то скользя и плавно перемещаясь по ее телу, едва касаясь бархатной кожи, не мог удержаться от безудержного желания ощутить, почувствовать ее всю.
— Зак…
— Нет… — прошептал он, усилием воли прекращая это безумие.
Из груди Ханны вырвался резкий и хриплый, исполненный темного, ненасытного желания стон. Она легко поднялась, грациозно и с достоинством, забрала свою книжку и вышла, оставив Зака одного.
Спать было уже невозможно.
На следующий день, во второй половине, Ханна, спустившись из своей комнаты, отправилась на пляж. Она подошла к самой воде, к кромке берега. Сырой песок мягко продавливался под ее ногами.
Она привыкла плавать каждый день и никогда не пропускала ежедневных купаний. В этот час весь пляж принадлежал ей, а ледяная вода идеально выполнила свою задачу — первая же стремительная волна, от которой у Ханны захватило дух, освежающе подействовала и на мозги. Здесь она ощущала себя в своей стихии, словно бы тут родилась. Здесь никто не мог ей помешать, никто не претендовал на ее время, не требовал ее присутствия, никто ничего от нее не хотел.
Ощущались легкие признаки непогоды, вода была покрыта рябью порывистых, беспорядочных волн, но Ханне пока было легко с ними справляться. Она действительно чувствовала потребность к преодолению и настойчиво плыла прочь от берега, дальше, дальше — в открытое море.
С берега кто-то выкрикнул ее имя.
Зак!
Он стоял ярдах в двадцати пяти и с мрачным беспокойством наблюдал за ней.