Руки Гранта обняли ее плечи и затем скользнули вниз по спине и остановились на бедрах. Келли вся сгорала от страстного желания.
— Сними с меня рубашку, — приказал он хриплым шепотом. На ощупь она вытащила подол рубашки из-за пояса его джинсов и с его помощью сняла ее через голову и отбросила в сторону. Ее руки прошлись по его широкой, поросшей волосами груди, задержались в центре, где слышно было, как бешено бьется его сердце в унисон с ее собственным. Она слабо застонал, когда она опустила голову и слегка дотронулась языком до его твердых сосков.
Ее руки лежали у него на талии, тела были тесно прижаты друг к другу. Она подняла глаза и встретилась с его глазами, полными муки желания. Сомнения, по крайней мере в этот момент, очевидно, покинули его, их место заняла всепоглощающая страсть.
— Это правильно, Грант, — прошептала она беззвучно, — это должно было случиться.
— Надеюсь, ты права, — ответил он так, как будто желание, которое он больше не в силах был сдерживать, лишило его способности трезво мыслить.
— Пожалуйста, — умоляла она, — не надо больше говорить, не надо сомневаться.
Тогда он подхватил ее на руки и понес в спальню. Когда она хотела снять юбку и кофточку, он отстранил ее руки и стал медленно раздевать ее сам. Для Келли это был медленный мучительный ритуал, с которым она бы с удовольствием покончила как можно быстрее.
Он положил Келли осторожно на кровать и стоя рассматривал ее как совершенное произведение искусства. Казалось, он хотел вобрать в себя всю ее целиком: от спутанных кудрей до бледных плеч, от полных грудей с торчащими розовыми сосками до плоского живота, от нежно округлых бедер до удлиненных, сужающихся книзу икр. По мере того как его горящий взгляд пожирал ее обнаженное тело, Келли чувствовала, что возбуждение ее нарастает. Казалось, оно сконцентрировалось в ее животе и оттуда расходится по всему телу. К тому времени, когда он опустился рядом с ней, Келли была готова его принять. Такого с ней не было еще никогда, ни с одним мужчиной.
Ее кожа протестовала против джинсов, которые мешали их окончательному соединению, и ее руки дрожали, когда она пыталась их снять с него. Однако Грант, видимо, предпочитал оттягивать ожидание. Он нарочно не помогал ей, а вместо этого продолжал дразнить и возбуждать ее тело до тех пор, пока она не стала страстно жаждать избавления, которое, как она понимала, могло прийти только после полного слияния с его телом.
Очевидно, ощутив ее отчаяние, Грант позволил ее пробудившимся чувствам медленно отступить от того пика возбуждения, до которого он их довел. Выскользнув из джинсов и плавок, он дал ей понять, что теперь ее очередь соблазнять, поощряя требовательные движения ее рук и нежные ласки ее влажных губ. Медленно он начал подстраиваться к ее убыстряющемуся ритму, отвечая на ее призыв, в то время как ее тело выгибалось, ища удовлетворения. Ни один из них не мог больше затягивать эту безумную игру страсти и с громким стоном они кончили одновременно. Для каждого из них это была яростная дробь барабанов и трогательная красота звуков флейты.