Царь дает приказ о жестокой и беспощадной расправе с булавинцами, распоряжается пройти огнем и мечом по всем местам Войска Донского, которые охвачены восстанием. Говорит об этом так, как говорил и действовал за десять лет до этого в Москве, в дни страшного стрелецкого розыска. В указе нет ни слова, ни намека на особое положение Войска Донского, его старинные права и привилегии, как будто речь идет о какой-либо внутренней российской губернии или уезде. Донские казаки для царя — всего только «воры», «бунтовщики», которых нужно рубить, колесовать, сажать на кол; они сарынь, которую, как и стрельцов-мятежников, можно унять только беспощадной жестокостью. Недаром царь вспоминает князя Юрия Алексеевича Долгорукого — кровавого и беспощадного душителя разинского восстания. Этот палач в одной своей ставке — Арзамасе — замучил более 10 тысяч повстанцев; а всего в ходе подавления крестьянской войны погибло до ста тысяч ее участников. Подобный пример и вдохновляет Петра с его помощниками, они берут на вооружение кровавые методы своих предшественников.
Долгорукий, отозванный с фронта, прибыл в Москву недели две спустя после царского указа. Столько же ему потребовалось, чтобы добраться из второй столицы до Воронежа. За это время, с середины апреля до середины мая, произошло немало событий. С одной стороны, Булавин разбил Максимова, взял Черкасск и казнил старшину, стал войсковым атаманом; восстание быстро расширяется, булавинцы одерживают победы на западном и восточном театрах военных действий. С другой, каратели постепенно стягивают силы, одерживают первые победы над повстанцами (два поражения Хохлача и др.) . По расчетам Петра, Долгорукий получил достаточно войск, чтобы выступить против восставших:
— Будет наших около 7000, с которыми безопасно поступать возможно.
Светлейший князь Меншиков послал к Козлову и Тамбову 1100 конников полковника Яковлева. Но и этот полк, как и полк Е. Гулица, и московские царедворцы, шли медленно; Волконский из Козлова снова и снова напоминает, жалуется на малолюдство, на плохие «ведомости», которые он получает и «по которым значит весьма, кроме худости, добра ждать нечего, естьли оплошиться и запустить вдаль». Просит у Меншикова ускорить высылку полков из Москвы, прислать еще Ярославский полк. Бояре торопят московских царедворцев, полк фон Делдина (Фалделдина) из Вязьмы, сообщают Войску Донскому о посылке В. В. Долгорукого — «вышнего командира», которому все обязаны подчиняться.
Долгорукий, еще выезжая из Невеля в Москву, писал Петру, что по его указу ему надлежит «немедленно, прося у бога милости, как возможно скоряя, тушить, чтоб тот проклятой огонь больши не разгорался». Запало ему в душу и наставление царя о его старшем родиче: