Царь Петр, в глазах одних — работник, не хуже мужика, по убеждению других — кнутобойца, мучитель и антихрист, был, как всегда, одержим государственным интересом, во имя его жертвовал всем — и своим личным покоем, здоровьем и достоинством, интересами, жизнью своих подданных. Всю жизнь он был уверен: то, что он делает, добивается, над чем мучится до седьмого пота, — для общего блага. Его глубокий, недюжинный ум, конечно, не раз подсказывал, что общее благо — неодинаково делится между дворянством и «подлым племенем». Но это его не волновало: бог так устроил, что шляхетство должно служить государю — в армии и по гражданской расправе; попы и монахи — молиться; а подлый люд — питать трудом своим тех и других. Вот и вся премудрость. Все должны служить отечеству. Сам государь — тоже. И он вправе требовать, принуждать, карать нерадивых. Бог не осудит, потомки поймут и простят. Спасибо еще скажут.
— Спасибо, господа министры. Вы свободны. О делах пещись и впредь заботу имейте. А теперь, — повеселевшим тоном Петр закончил затянувшуюся беседу, — будем готовиться к встрече Нового года. Погуляем, фейерверки пускать будем. Зело к тому охота есть. А потом — за дела, коих, полагать можно, будет немало.
Министры чинно удалились. Царь посмотрел им вслед, походил, подумал. Расслабился, груз забот как будто спал с плеч. А их было в уходящем году немало, сразу не вспомнишь, не охватишь. Он издергался, вымотался до предела. Много сил требовалось, чтобы за всем уследить, все держать в памяти. Главное, что его гнетет, постоянно и мучительно, — это «швед». От исхода предстоящего столкновения, решающего и кровопролитного, зависит судьба и его самого, и, что важнее, России. Однажды, в очередной раз томимый думами и надеждами, он признался Данилычу, своему «Алексаше», который тогда взлетел на вершину своего фавора у царственного друга:
— Молю бога, чтобы в этом году он даровал благополучный исход дела нашего.
Ожидалось шведское вторжение. Петр, преследуемый сонмом забот, иногда не выдерживает, срывается, распекает помощников. Так, он узнал с удовлетворением о том, что укрепления в Кремле и Китай-городе ремонтируются, сооружаются и новые. Но, оказывается, московские власти не выслали из Москвы, как он в свое время приказал, шведского резидента Книпперкрона, который наблюдал за работами в Москве и мог сообщить об этом своему королю. Далее, выяснилось, что мнения бояр, рассматривавших на заседании этот вопрос, не были даже записаны, решение не запротоколировано. И. А. Мусин-Пушкин, ответственный за ремонт и возведение укреплений, получил от царя жестокий разнос, а князь-кесарь Ромодановский — указ: