— Казаки! О том, чтобы нам не помогать, а выдать властям, пишут бояре с Москвы и Киева Мазепе, русским воеводам. А он, кошевой, их боится и слушает.
Вольница взорвалась криком:
— Долой Тимошку!
— Потатчик боярский!
— Товариству изменник!
— Нового кошевого избрать надо!
Как ни пытались Финенко и его сторонники утихомирить «горлопанов», призывая к порядку, но их не слушали. Шум нарастал, отдавался по обоим берегам Днепра гулким эхом, вспугивал грачей, и они стаями проносились в вышине, взбудораженные громкими и страстными воплями, исходившими снизу, от людей, своих беспокойных и опасных соседей. А они, люди, продолжали бушевать:
— Долой Финенку!
— Поддержим Булавина!
— Донские казаки — братья наши!
— Вместе страждем от панов!
Кто-то из середины толпы выкрикнул:
— Костю Гордиенку в кошевые!
В ответ, нарастая, шквалом обрушился общий крик:
— Костю!
— Гордиенко в кошевые!
— Любо!
— Любо!
Финенко и его клевреты, понуря головы, сошли с помоста. Их место занял Константин Гордиенко. Поднял руку:
— Тихо, господа казаки. — Скоро затихло, и новый кошевой атаман поклонился товариству. — Спасибо, господа казаки, за честь великую.
— Атаманствуй!
— Не робей, Костя!
— Мы тебя давно знаем!
— Товариство слухай и не обижай!
— Даю в том слово! — Гордиенко поднял булаву, отданную ему перед тем свергнутым Финенко. — Так как же, казаки? Что скажем Булавину? Позволим ему собирать охотников для походу на русских бояр?
— Позволим!
— Пусть собирает!
— Сами с ним пойдем!
Гордиенко обратился к Булавину:
— Ну, Кондрат! Кто похочет с тобою итить на такое дело из Сечи, и тем охотникам мы не возбраняем.
— Спасибо тебе, господин кошевой атаман! — поклонился ему в пояс Булавин. Обернулся к притихшей толпе сечевиков, тоже склонился перед ними. — Спасибо, господа казаки, за помощь, за привет и ласку. Вовек той вашей милости мы, донские казаки, не забудем! Спасибо, господа казаки!
— Правильно говоришь, Булавин!
— И хорошо мыслишь — бить бояр и воевод!
— Вместе тряхнем богатых да брюхатых!
Гордиенко, этот, по отзыву Мазепы (в письме Голицыну, киевскому воеводе), «древней вор и бунтовщик», занял иную позицию по отношению к Булавину. И донской предводитель, не откладывая, собрал несколько сот человек и с ними вскоре переправился через Днепр у Кичкаса, на север от Сечи, южнее Кодака. «И ныне стоит, — сообщал Голицын царю, — на речке Вороновке, от Новобогородицкого верстах в 20-ти. И многие к нему такие же шаткие люди пристают».
Именно в это время, в конце зимы — начале весны, Булавин обратился со своим известным призывом («прелестным письмом») к простому люду: