— Я начну с того, что у меня был сын, — Голос профессора стал каким-то сдавленным и тусклым. — Не только я — я отец и могу быть пристрастным, — но и многие другие научные работники говорили, что он был одаренным молодым ученым. Когда началась Великая Отечественная война, он ушел на фронт добровольцем. Последнее письмо я получил от него в январе 1943 года… Потом мне сообщили, что он пропал без вести…
Лоб профессора покрылся крупными каплями пота, лицо болезненно передернулось.
— И вот… вчера… мне передали… письмо от моего сына. — Профессор выговорил эти слова с трудом и положил на край стола помятый конверт.
Майор Величко взял конверт. Он был склеен из плотной, желтоватой бумаги. Адреса на нем не было.
Осторожно достав из конверта небольшой лист бумаги, Величко развернул его и прочел вслух:
«Дорогой отец! Могу обрадовать тебя — я жив, здоров и живу неплохо. В 1943 году я был ранен, попал в плен и очутился в лагере для военнопленных в Германии. Здесь исцелили мои раны. — Майор почему-то сделал паузу. — Когда наши доблестные союзники освободили меня из плена, я решил не возвращаться в Россию и служить Родине за ее рубежами. Сейчас я живу в одной заграничной стране, счастлив и ни в чем не нуждаюсь. Пользуясь случаем, что мой лучший друг и его товарищи отправляются в Советскую Россию, я прошу их передать тебе это письмо. Убедительно прошу тебя, отец, помочь моим друзьям, помочь во всем, о чем они попросят. От твоего отношения к ним зависит мое благополучие, а возможно, и жизнь… Думаю, что скоро, бог даст, увидимся. Верь во всем моим друзьям — они честные, хорошие люди и хотят счастья нашей Родине. Поцелуй за меня маму, твой Олег».
Майор положил письмо на стол и посмотрел на профессора. Качемасов сидел в кресле, съежившись, прикрыв глаза ладонью. Было видно, как дрожат его тонкие пальцы.
— Не верю, не хочу поверить, что мой Олежек стал предателем, — еле слышно прошептал профессор.
— И правильно! Он — не предатель! — убежденно сказал майор Величко.
Профессор вскинул голову. Его карие глаза стали удивленными.
— Что!? Что вы сказали? — с радостной надеждой переспросил он.
— Я уверен, что ваш сын до последних дней жизни оставался честным человеком, солдатом, советским патриотом…
Голос майора звучал твердо.
— А письмо? Оно ведь написано его почерком? — простонал профессор.
— Почерк можно подделать. И это письмо — явная подделка, — решительно заявил майор. — Это письмо писал не русский, а иностранец, изучивший русский язык. Обратите внимание на фразы: «исцелили мои раны», «в одной заграничной стране», «бог даст, увидимся». Наш советский молодой человек, особенно культурный человек, ученый, никогда не напишет так…