Он плотнее закутался в дождевик и в сырой конюшне оседлал лошадь. Лошадь нехотя шагнула в грязь и медленно зашлепала к городу, хвост лип к ногам. Гэвин сгорбился над мокрой гривой, он чувствовал, как дождь проникает за ворот и стекает вдоль спины тоненькой струйкой. Но он радовался торжеству стихии, его взгляд скользил по разбухшим тучам, которые, как тонущие боевые корабли, бросили якорь над долиной. Пусть льет, пусть все рушится, думал он, и чувствовал как кровь стучит в каждой жилке. Оставив лошадь в платной конюшне, он перешел через улицу к салуну Петтигрю и сбил с ног комья грязи, ударяя в ступеньку твердыми носками сапог. Он знал, что там уже собралась, сгрудившись у печки, вся мужская часть городка.
Он рассматривал их. Постепенно, один за другим, они поворачивали головы и натыкались на его пристальный взгляд. Лицо у него было худое, как у скелета, а на щеках блестели потеки дождя. Бледные, пыльно-голубые глаза смотрели странно.
Без охоты, невнятно люди приветствовали его, но Гэвин по-прежнему молчал. Взгляд его перебегал с одного человека на другого, останавливался и беспокойно бежал дальше. Боб Хэккет сидел у камина, водрузив ноги в шерстяных носках на решетку. На нем взгляд Гэвина остановился надолго. Гэвин холодно и испытующе разглядывал его, потом покачал головой. Взглянул на Сайласа и слегка улыбнулся. Опять, не сказав ни слова, покачал головой и вышел из салуна. И тогда все возбужденно заговорили вполголоса. Старый Боб Хэккет посмотрел Гэвину вслед и повернулся к своему сыну:
— Что это с ним?
— Не знаю, — ответил молодой Боб, — только выглядел он странно.
— Словно искал кого — и не нашел.
— Да, — согласился его сын. — Вроде того.
— Только что из Денвера вернулся, хоть бы поздоровался с людьми…
— Да. Вид у него странный.
Хэккет протопал по скрипучим половицам к двери и увидел как Гэвин верхом выехал из ворот конюшни, на дождь. Мокрый плащ ярко желтел в тусклом свете серого дня. Он выехал из города на запад, и вскоре всадник и лошадь растворились в тумане.
Прошло два часа. Люди по-прежнему сидели в салуне, на улице по-прежнему хлестал дождь. Непрекращающийся ливень барабанил по крыше салуна, да так, что она дрожала; окна были белы от пенистых потоков воды, несущихся из водосточных труб. И тут сквозь шум дождя донесся торопливый чавкающий звук копыт. Хэккет подошел к двери и увидел, что по главной улице несется всадник, стегая мокрые бока лошади. Перед салуном он натянул поводья, и, бросив лошадь под дождем, ввалился в дверь, увлекая Хэккета за собой. Его глаза пылали от возбуждения — он знал, а они еще нет.