За несколько недель до сегодняшнего солнечного апрельского утра Хунсаг обрел первый в своей жизни дом.
Однажды в самом конце февраля он, как обычно, поднялся в половине пятого утра на первую медитацию, и словно что-то в спину его толкнуло: настало время пустить корни. Ему, Хунсагу, нужен дом. В тот же вечер он отправился на Ярославский вокзал и купил билет на первую попавшуюся электричку. У него всегда была интуиция зверя. Он не рассматривал пейзаж за окном — знал, что, когда надо, ноги сами вынесут его из вагона. Они и вынесли. Хунсаг даже название станции намеренно не прочитал. Это был его личный шик — не обращать внимание на мир людей.
Он постоял на перроне и дождался следующего поезда. Потом снова вышел на какой-то станции и пересел в другой. В последний поезд его не хотела пускать проводница, молодая, но уже оплывшая хамоватая блондинка. Хунсагу потребовалось двенадцать секунд на то, чтобы изменить ее мнение — девица оказалась трусливой и внушаемой. Она впустила его в собственное купе и все четыре часа пути пыталась то напоить сладким чаем, то накормить домашними котлетами. В конце концов пришлось вырубить ее коротким точным ударом ребром ладони по шее. Проводница рухнула на пол, как спиленная сосна. Хунсаг аккуратно переложил ее на полку, укрыл ноги ветхим казенным пледом и, прислушавшись к вялому дыханию, констатировал, что проспит она не менее двух часов.
Наконец он почувствовал, что больше никуда ехать не стоит. Выйдя из поезда и оглядевшись, Хунсаг плотнее запахнул куртку, надвинул на лицо темный капюшон и медленно, но уверенно зашагал по протоптанной в снегу узкой тропинке. Немолодая женщина в ажурном шерстяном платке, торговавшая на станции мочеными яблоками, почему-то нахмуренно перекрестилась, глядя ему вслед.
Хунсаг шел и шел. Через рощу, через поле. Миновал какую-то деревню, потом еще одну. Свернул в лес. Долго и упрямо двигался по бездорожью. Он умел воспринимать любое монотонное действо медитацией. Ни о чем не думая, просто шел, сосредоточившись на дыхании, осанке, приятной мышечной ломоте. Наконец — к тому времени уже стемнело — остановился на небольшой опушке. И почувствовал: его дом будет здесь. Хунсаг сбросил рюкзак, прижался спиной к лысому стволу сосны и с наслаждением вдохнул чистый морозный воздух. Здесь, в этой глуши, он и проведет остаток жизни. И, если все пойдет так, как задумано, будет не один.
Полтора месяца ему потребовалось на то, чтобы построить дом. Конечно, ему помогали. В Архангельске он нанял пятерых работников — выбирал из тех, кого некому искать. Купил хорошие инструменты, палатки. Пообещал заплатить помощникам втрое больше реальной стоимости подобных услуг. Семь недель, и дом был готов. Простой сруб, три спальни, кабинет, гостиная, сени, погреб. Глухой забор вокруг, колодец. Работников же, как и предполагалось, никто искать не стал, и глухие лесные топи стали их могилой.