Элен переплела пальцы рук и произнесла с болью и голосе:
— Я рада, что ты заговорила об этом. Я встревожена всем происходящим. Отношения в семье обострились. Отец узнал, что Ивон тратит сумасшедшие деньги, оплачивая счета от своих портних. Я, правда, не знаю, каким образом все это дошло до него. Он потребовал от Анри, чтобы тот развелся со своей женой, поскольку она, по словам отца, является никчемным созданием и к тому же страшной мотовкой, чье расточительство может разорить семью.
— А что ответил на это Анри? Как он повел себя?
— Боюсь, что не лучшим образом. Думаю, что если бы отец был на ногах, они непременно бы подрались, — Элен низко опустила голову и продолжала: — Присутствовать при этой сцене было для меня настоящей мукой. К несчастью, я даже не могла покинуть комнату. Ты ведь знаешь, что хотя Ивон бывает временами бестактной, ведет себя подчас глупо, — и уж никто не станет отрицать, что она действительно швыряет деньги на ветер, — однако сама по себе она довольно беззлобный человек, доброжелательный, легкоранимый и готовый тут же разрыдаться, как только кто-нибудь позволит себе обратиться к ней резким тоном.
Габриэль подавила в себе желание возразить подруге, сказав, что слезы Ивон — это крокодиловы слезы, и плачет она для того, чтобы разжалобить и тем самым избежать грозящей ей опасности разоблачения. Кроме того, Ивон принадлежала к тем редко встречающимся женщинам, кого слезы не только уродуют, но делают еще более привлекательной, и поэтому она всегда старалась извлечь выгоду из этого своего качества.
— Довольно говорить о семейных неурядицах! Ты приехала сюда, чтобы отвлечься и отдохнуть от них. Нам пора вернуться к мужчинам. Они наверное не поймут, в чем дело и почему мы так долго задерживаемся здесь.
Как хозяйка дома Габриэль прежде всего хотела показать своим гостям шелководческую ферму. Хотя процесс выращивания кокона находился еще в начальной стадии, Габриэль все же считала, что ее родственникам, никогда не видевшим такого хозяйства, будет небезынтересно осмотреть его. Поэтому, взяв под руку Жюля и Элен, она повела их по тропе на ферму. Все трое шли вместе, весело смеясь и беззаботно болтая. Эмиль молча следовал за ними.
Три дня пролетели для Габриэль, как одно мгновение. Она старалась не разлучать брата и невестку ни на мгновение, хорошо понимая, как важна для них обоих каждая минута, проведенная вместе. Однако ей очень хотелось поговорить с Жюлем с глазу на глаз, и такая возможность предоставилась Габриэль незадолго до отъезда гостей, когда Эмиль пригласил Элен посмотреть его коллекцию редких мотыльков из породы шелкопрядов, родиной которых были Индия и дальний Восток и которых он вырастил не для коммерческих целей, а только из-за необычной красоты. Жизнь этих созданий была мимолетной, и по ее истечении они попадали под стекло в большие плоские деревянные витрины, расположенные вдоль стен кабинета Эмиля. Габриэль вместе с Жюлем направилась в зимний садик, расположенный в одном из помещений дома, где произрастали экзотические растения всевозможных форм и размеров, некоторые из них были в цвету. Здесь летало несколько видов мотыльков-шелкопрядов, вылупившихся из коконов. Размер крыльев некоторых из них достигал нескольких дюймов. Двери были затянуты сеткой, не дававшей возможности насекомым вылетать наружу.