Кэтрин забрала к себе бабушка, добрая в общем-то, очень религиозная и при этом страшно ворчливая женщина. Кэтрин, как и положено подростку, бунтовала против запретов, которые стали теснить ее, как те свинцовые пластины, которые в средневековой Испании накладывали на ночь девочкам на грудь, чтобы вырастали похожие на мальчишек фигурой — по моде. Как и любой подросток в свои самые злые, нервные годы, она чувствовала, что бабушке не хватит сил, чтобы сломить ее враз прорезавшуюся волю, и при других обстоятельствах, может быть, стала бы совсем несносным существом. Но Кэтрин чувствовала также — то ли сердцем, то ли совестью, кто знает, что есть в нас такое чуткое и мудрое? — что бабушка единственный родной ее человек, человек, в котором теперь заключается вся ее мечта о семье. Маленькая семья, посмотреть грустно, а все же — много лучше, чем ничего.
И Кэтрин бунтовала… вполголоса.
И это «вполголоса» крепко привязалось к ней, вошло в ее жизнь, в манеру держаться, говорить и действовать. Прошло время, из разумной, говорливой и быстрой в мысли и движениях девочки, из беспокойного, зло сверкающего глазами подростка с недевичьими желваками на скулах Кэтрин выросла в неразговорчивую, замкнутую девушку, строгую и серьезную, которая всю энергию, что прежде свободно лилась из нее, направляла на учебу.
Училась она, можно сказать, с остервенением, просиживала над книгами дни и ночи, спала с учебником химии, вместо Библии читала «Естественную историю» и решала задачки по генетике, лежа в горячей ванне. Ребята, с которыми она училась, считали ее малость сумасшедшей, девчонки втихомолку посмеивались, но если кто-то шел на открытую провокацию, то в ответ получал только рассеянный, ничего, кроме легкого презрения, не выражающий взгляд. Кэтрин была по-настоящему красивой: высокая, с тонкой, костью, лебединой шеей и умопомрачительно длинными ногами; классически правильное лицо украшали огромные зеленые глаза в густой опуши ресниц, под тонкими изломами бровей. Но красоту она никогда не считала своим главным достоинством, точнее, наверное, не обращала на нее внимания. Умопомрачительные ноги всегда скрыты были под длинными, до пола, юбками, которые любовно выбирала для Кэтрин бабушка, или в бесформенных джинсах, которые выбирала она сама. Глаза и губы не знали косметики, а золотистые волосы она долгое время стягивала в невзрачный хвост, а потом и вовсе коротко остригла. Ее не приглашали на свидания, она носила титул самой непопулярной девчонки в параллели, но, если Кэтрин это и заботило, она своей печали ничем не выдавала. Еще бы, ей же лучше: меньше развлечений — больше времени на книги.