Добравшись наконец до своей комнаты, Патриция расплакалась. От напряжения, усталости и досады. Ведь все могло бы быть так хорошо… если бы было по-настоящему!
В дверь постучали: негромко, но решительно.
Патриция сделала вид, что не слышит. Сняла туфли, прошла в ванную и включила воду. Она принимает ванну. Занята. Не нужны сейчас никакие посетители, разговоры, глупости…
— Патриция, можно войти? — Это был Эрик.
Она закрылась в ванной, сняла платье и встала под душ. По лицу ее текли струйки воды, подкрашенной косметикой: тушь, тени, пудра. На пол душевой кабинки, позвякивая, падали маленькие шпильки со стразами — остатки прически. Патриция просто стояла под струями горячей воды и ждала, когда с нее смоет все плохое, что было за день. Становилось легче, но только чуть-чуть. Поняв, что полное облегчение ей подарит только месть или — на время — таблетка снотворного, Патриция выключила воду, завернулась в полотенце и вышла.
Эрик ее ждал. Сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и барабанил пальцами по колену — нервничал.
— Разве я приглашала тебя войти? — холодно поинтересовалась она.
— Какая муха тебя укусила? — Он проигнорировал ее вопрос.
— О чем это ты?
— В тебе все изменилось сегодня. Что произошло?
Патриции стоило большого труда не высказать ему все.
— Ничего нового. Ты просто меня такой еще не знал. — Она постаралась придать своим словам оттенок легкой угрозы.
— Я могу чем-то тебе помочь?
Этот вопрос ее почти обезоружил. Почти — но не совсем. Помочь… Пожалуй. Совершить публичное самоубийство, признав вину.
Она пожала плечами. Эрик молчал, но не уходил. Патриция отвернулась. Повисшее в воздухе напряжение казалось осязаемым. Между ней и Эриком проскакивали электрические разряды, и она поняла вдруг, что это лишь отчасти — злость.
Желание.
Она не думала сейчас, что на лице больше нет косметики, а мокрые волосы не уложены в прическу. Патрицию беспокоило другое. Ее тело скрыто под единственным куском махровой ткани. Если его сорвать — ничего не останется. Только обнаженная кожа, которая горит в присутствии этого мужчины.
Как же, должно быть, он ласкает женщину…
Она вспомнила пластику его рук и безволосую смуглую грудь — то, что сегодня утром (как давно это было!) опалило ее огнем.
— Ты уйдешь? Или мне закричать? — уточнила Патриция.
Он встал и приблизился к ней.
— Пат…
Патриция с силой сжала челюсти. На скулах заходили желваки — странно для женщины. Ее побелевшие ноздри трепетали. От него пахло горьковатым одеколоном, но тонкое обоняние самки-хищницы улавливало нотки пота, разгоряченной кожи… Патриции впервые в жизни стало страшно от присутствия мужчины, потому что он — сильнее. Она не смотрела ему в глаза, видела только, как пульсирует жилка на шее.