Шерил присела рядом с Сидни, пытаясь успокоиться и привести в порядок мысли.
— Прости. И сама не понимаю, с чего так всполошилась. В глубине души я, конечно, опасаюсь предстоящей операции, но не настолько, чтобы впадать в панику. А вот сейчас легла спать, крутилась, вертелась, не могла заснуть, вдруг вспомнила, как Ты плакал, склонившись над Сидди, и спросила себя, а почему?..
— Ты сделала неверный вывод, клянусь.
— Я верю тебе, Сидни, правда, верю. Прости меня.
Он хотел что-то сказать, но заговорил не сразу, ему явно пришлось сделать над собой усилие:
— Ты дала Сидди жизнь, и он с самого начала был с тобой, был частью твоей жизни. А вот я узнал о его существовании лишь теперь, да и то, можно сказать, случайно. Ведь если бы не его грыжа, я бы так и прожил всю жизнь, не ведая о том, что у меня есть сын! Сама подумай, насколько я был потрясен.
— Но поначалу, узнав, что у меня есть сын, ты даже мысли не допустил, что он может быть твоим, — проворчала Шерил.
Он пожал плечами.
— Да, об этом я действительно не думал, пока не заглянул в историю болезни и не увидел его группу крови и резус-фактор.
Шерил взглянула на него вопрошающе.
— У меня редкая группа крови, — пояснил Сидни. — Хотя совпадения и возможны, но, узнав, что у Сидди такая же, я не мог не задуматься.
— О, я поняла…
Шерил вспомнила, как Сидни, направляясь к палате Сидди, на ходу заглянул в историю болезни и сразу же посмотрел на обложку, где было написано полное имя пациента. Она только сейчас сообразила, что группа крови в истории болезни обозначена чуть не в первых строчках.
— Ты-то поняла! А вот я до сих пор не могу понять, почему ты была так… была настолько уверена, что даже дала ему мое имя.
У Шерил противно засосало под ложечкой. Нет, только не говорить правду, не признаваться, что Сидни был единственным ее мужчиной!
— У него на левом плече такое же родимое пятно, как у тебя, — тихо сказала Шерил и вдруг разозлилась: какого черта я высовываюсь со всеми этими подробностями?
— Господи, как же мало я о нем знаю! — Сидни прикрыл глаза. — Кстати, я только сейчас осознал, сколь многое проходило мимо меня, почти не затрагивая душу. Не раз мне доводилось видеть матерей, плачущих над больными детьми, и я не находил в этом ничего особенного. Ну, то есть меня это не особенно задевало. Доводилось мне видеть и плачущих отцов. Но я всегда избегал этого зрелища, полагая, что для мужчины, даже при самых трагических обстоятельствах, это… это слабость.
— Слабость? — ошеломленно переспросила Шерил. — О, Сидни, как ты ошибался! Когда мужчина любит кого-то, особенно ребенка, он меньше всего думает о хваленом мужском самообладании! Тем более если его дитя страдает…