— Я не могу вернуться в интернат, — проговорила я, потупившись. Я вся взмокла и, должно быть, покраснела как рак.
— Будет ужасный скандал, — заметила тетя.
— Я не знаю, что делать. — По правде сказать, я не знала, что делать со своими руками. Слова Агеды со всей прямотой ставили меня перед лицом реальности, которую мне совершенно не хотелось видеть. Я принялась играть маминым жемчужным колечком, которое носила на безымянном пальце.
— Я думал об этом, — серьезный, сосредоточенный Мануэль по привычке опирался локтями на стол. — После каникул ты останешься здесь. Когда монахини начнут тебя искать, мы скажем, что посадили тебя в такси и с тех пор больше не видели.
— А как же мои старики, Исис, матушка Луиса? Они будут искать меня и в конце концов найдут. Обратятся в полицию, — горячо начала я, но запнулась.
— Постой. Дай мне закончить. Ты можешь им всем написать. В любом случае решать тебе. Что им сказать, мы потом придумаем. Напишем, что ты жива и здорова, это ведь самое главное. Что ты влюбилась в какого-нибудь паренька и убежала с ним, что ты не хочешь возвращаться в интернат. Такое часто случается. Ничего особенного. Твои родные, конечно, не обрадуются, но они по крайней мере будут знать, что ты жива. Решат, что это такой юношеский мятеж. В конце концов, ты уже не ребенок. Моя мать в твоем возрасте как раз ушла из дома.
— Именно, — подтвердила Агеда. — И никто ее не искал.
— Если хочешь, мы поженимся, — твердо добавил Мануэль.
— Нет, — отрезала я. — Я не хочу выходить замуж в таких обстоятельствах.
Всякий раз, когда Мануэль говорил о свадьбе, у меня начинало сосать под ложечкой. Я отвечала «нет» не задумываясь, автоматически. Просто я знала, что не хочу замуж. Совершенно точно знала.
Вмешалась Агеда:
— Не решай в спешке. Я стараюсь смотреть на такие вещи по-современному. Главное, что у нас будет потомство, а формальности подождут.
— На сегодняшний день я больше всего боюсь скандала, — призналась я. — Я не хочу, чтобы все открылось. Я со стыда умру. И мне нравится идея Мануэля. Думаю, это сработает. — Я все обдумаю потом, когда останусь одна, сказала я себе. Заговор, который предлагали Мануэль с тетушкой, был не по мне. Впрочем, возможно, они были правы. Такие вещи действительно случались.
— В конце концов ты объявишься с малышом на руках. Увидишь, какие чудеса творит улыбка младенца, — философски заметила Агеда, должно быть, припомнив рождение Мануэля.
Вообразить себя с ребенком на руках у меня не получалось. Я до сих пор сомневалась, что он и вправду будет. А Мануэль с Агедой успели все продумать.