Я ждала окончания истории Хуаны с таким же нетерпением, как и решения своей собственной судьбы. Каждые полчаса я бросалась в ванную, чтобы проверить трусики. Мимолетное ощущение влаги между ног воскрешало во мне надежду. Стояли серые предрождественские дни, и мадридская стужа все чаще загоняла меня в библиотеку. Оттуда я наблюдала за жизнью семейства Денья.
По вечерам Агеда болтала по телефону с одной из отшельниц, как именовал ее подруг Мануэль, Впрочем, телефон оживал довольно редко. Иногда Мануэлю звонили студенты или приятель Хенаро. После бесчисленных каникул, проведенных в интернате или в гостиничных номерах с бабушкой и дедом, тихая семейная жизнь казалась мне даром Небес. Сидя с ногами в кресле, завернувшись в плед и перелистывая «Джен Эйр», я чувствовала себя совершенно счастливой. Лишь иногда я вздрагивала, роняя книгу на живот. Во мне жило маленькое существо. Я представляла его рыбкой в темном круглом аквариуме. Время от времени я совала руку за пояс и осторожно ощупывала живот; тогда меня охватывало радостное волнение пополам с ужасом и недоверием.
— Скажи, Мануэль, есть какой-нибудь способ точно узнать, беременна я или нет? — спросила я как-то вечером.
— Лично у меня нет никаких сомнений, — ответил он, поднимая глаза от книги.
— А у меня есть.
Пристально поглядев на меня, Мануэль объяснил, что можно сдать анализы, но делать это придется под вымышленным именем.
— Мы не должны оставлять улики на случай, если твои родственники или монахини обратятся в полицию.
— Я об этом не подумала, — обрадовалась я. — Ладно, давай дождемся Рождества.
Я встала и начала прохаживаться по библиотеке. Мануэль смотрел на меня со своего дивана.
— Я думаю, Хуана была похожа на тебя. Возможно, после смерти тела душа лишь ненадолго покидает наш мир, чтобы воскреснуть к новой жизни в новом теле. На этом основана теория коллективного бессознательного, представление о вселенской мудрости, которую наследует каждый из нас.
Все эти месяцы я была для Мануэля чем-то вроде морской раковины, которую он подносил к уху, чтобы услышать шум внутреннего моря, моего и своего собственного.
Глядя на него, я спрашивала себя, будут ли у моей дочери такие же синие глаза.
Вечером Мануэль принес платье ко мне в комнату и попросил меня переодеться, прежде чем спускаться в библиотеку.
— А как же тетя? — удивилась я.
Мануэль заверил меня, что Агеда будет счастлива принять Хуану под крышей своего дома.