, звучали песнопения, курился ладан. Толпа на площади бесновалась от радости.
Отец ни на шаг не отпускал от себя Филиппа, а тот, уже возомнивший себя сувереном и властителем, снисходительно поглядывал на будущих подданных. После церемонии мы вчетвером отправились во дворец, чтобы спокойно побеседовать, пока не начался торжественный прием. Наедине Филипп сообщил нам печальную новость: скончался Артур, пятнадцатилетний принц Уэльский, муж моей сестры Каталины. Семнадцатилетняя вдова навсегда потеряла права на английский престол. Положение Испании становилось все более сложным. Услышав скорбную весть, мать прижала ладонь к губам, чтобы сдержать хриплый горестный стон. Отец поднялся на ноги и резким небрежным жестом сунул в огонь очередное полено. «Porca miseria»[17], — процедил он сквозь зубы по-итальянски, на языке своей юности.
Четверть века плести интриги, искать союзников, заключать династические браки, всеми силами укреплять государство, и все лишь для того, что на трон Кастилии и Арагона взошел фламандец, не знавший и десяти слов на испанском языке. Я знала, какие мысли терзают моих родителей. Они и мне не давали покоя. Филипп сбивчиво выразил свои соболезнования, но разве мог он понять мужчину и женщину, застывших в тяжелом молчании посреди серого зала толедского дворца. Радость встречи оказалась недолгой. Завтра начнется девятидневный траур. Король с королевой облачатся в черные, как воронье оперение, одежды, чтобы передать мне право управлять страной, осиротевшей после смерти своих принцев. Сердце моей матери обливалось кровью: за что ей такие мучения, неужто это расплата за то, что она лишила Бельтранеху престола и заточила в монастырь. Теперь это проклятие падет на меня. На меня, Филиппа и наше потомство. В голове у меня вертелись слова Христа: «Отец, да минует меня чаша сия».
Ладонь Мануэля легла мне на лоб. Резко выдохнув, я открыла глаза.
— Скажи, Мануэль, в те времена такую череду смертей всегда считали предзнаменованием?
— Безусловно. Научная мысль оформилась лишь в семнадцатом веке. До тех пор в любом происшествии видели либо волю Господа, либо злые чары, что, по большому счету, одно и то же.
— Значит, нежелание Хуаны становиться королевой можно объяснить страхом перед проклятием? Мне, к примеру, было бы очень страшно.
— Интересная гипотеза. У Хуаны и вправду не было стремления к власти. Она любыми способами старалась ее избежать. Потом это сочли одним из доказательств безумия. До этого злосчастного визита Хуану могли упрекнуть разве что в недостаточном религиозном рвении да еще в том, что она редко пишет родителям. Первые признаки психической нестабильности появились только в тысяча пятьсот восьмом году. А вообще-то тебе судить, была Хуана безумной или нет. Однако уже поздно. Давай на сегодня закончим.