Второй Рим глазами Третьего: Эволюция образа Византии в российском общественном сознании (Иванов) - страница 2

Само наименование царя царем, которое якобы свидетельствует о том, что князь решил объявить себя императором, тоже ничему не соответствует. Этим титулом именовались, например, татарские ханы. Мало того, когда Иван Васильевич Грозный короновался царем, венчался на царство, в обоснование своих прав (перед западными дворами) он ссылался не на то, что его предки являются византийскими царями, а на то, что он завоевал Казань, а казанский хан раньше именовался ведь царем. Это несколько обидно для русской державной гордости, но именно так выглядела его легитимация.

Тем не менее, довольно скоро после усиления Московского княжества идеи о том, что оно должно обратить свои взоры на юг, стали исходить из церковного круга, главным образом, от тех греков, которые бежали от турок в Московию. Они подталкивали московские власти, чтобы те подняли знамена своего рода крестового похода для освобождения Империи от неверных и восстановления православной власти в Константинополе. Первый такой текст – это 1492 год. Это Пасхалия митрополита Зосимы. Там действительно Московский царь объявлен новым Константином, а Москва – новым Константинополем. Важно понять, что политическая идеология самой власти решительным образом не принимала в себя всех этих заходов. Если посмотреть на практику идеологического строительства, станет ясно, что в Москве не построили ни Золотых Ворот, какие были и в Киеве, и во Владимире. Святая София была в Киеве и в Новгороде. Где она в Москве? Почему не построили? Почему никакие великие князья не звали своих детей Константинами? И т. д. Целый ряд вопросов показывает, что к идее этого наследия политическая власть была довольно равнодушна. Когда я формулировал тему беседы, я выбрал всем хорошо известную идеологему Второго и Третьего Рима. Нельзя о ней не сказать. Важно только подчеркнуть, что она жила и развивалась очень по-разному в разные эпохи. Старец Филофей, который обращался к молодому Ивану Грозному в 20-х гг. XVI века, имел в виду встраивание Московии в общемировую на тот момент общехристианскую перспективу. Если бы это было символом московского изоляционизма, каким стало впоследствии, зачем же старцу Филофею понадобился бы вообще первый Рим? Можно было просто сказать, что Москва – это второй Константинополь. В действительности эта концепция была, конечно, эсхатологическая, но и универсалистская. Она была превращена в то, что мы сейчас под ней подразумеваем, много столетий спустя. Для Филофея очень важно понятие Ромейского царства. То, как византийцы называли сами себя. Он говорил, что погибло Греческое царство, как все славяне называли Византию, но Ромейское царство прибывает, поскольку оно не может исчезнуть, ведь оно воплощает в себя правду христианства. Ромейское царство и есть новая Московия. Кстати, идея, что Москва как город есть Третий Рим, появилась сильно спустя. Филофей не говорит про город Москву. Словосочетание «Москва – Третий Рим» приписано Филофею. Оно было произнесено лет на 70-80 позднее. Он говорил о Ромейском царстве. Уже через несколько десятилетий в рукописной традиции этого послания одна буква заменилась на другую, и Ромейское царство превратилось в Росейское царство. Тогда эта идеологема стала приобретать новые черты. Филофей же находился в перекличке с идеями, которые тогда были в Западной Европе.