— Клянусь, я скорее буду грести до самого Асгарда, чем пройду пешком еще хоть милю! — проворчал Свейн Рыжий, растирая измученные ноги, чтобы вернуть их к жизни.
— Я напомню тебе эти слова, рыжий чурбан, в следующий раз, когда Сигурд соберет команду, чтобы плыть к чертогам богов, — неразборчиво пробормотал Улаф, с удовольствием жующий овсяный пирог с медом.
В одном мерсийском доме он нашел в печи штук десять таких вот свежих пирогов, а заодно и женщину, которая их испекла.
— Брось мне один пирог, и я дерну Отца всех за бороду, когда мы туда доберемся, — с усмешкой сказал Свейн.
Он поймал брошенный пирог и какое-то время обнюхивал его, издавая тихое урчание, которое я посчитал признаком удовлетворения. Улаф улыбнулся и покачал головой. Сделка была заключена. Свейн, похоже, остался доволен ее условиями.
Мне хотелось бы знать, испытывают ли наши пленники то же самое болезненное оцепенение, которое чувствовал я, оставляя позади пылающий Эбботсенд. Тогда я видел слезящимися от дыма глазами людей, которых знал, которые лежали на земле, растерзанные и окровавленные, а теперь наблюдал за тем, как пленники следили за нами, стиснув зубы от ненависти. Порой их глаза были наполнены страхом, в другие моменты вспыхивали огнем надежды на отмщение, словно они верили, что их бог поразит нас огненными стрелами.
Отец Эгфрит подсел к пленникам и принялся утешать Кинетрит. Я не мог разобрать его слов.
Веохстан поймал на себе мой взгляд и вдруг властно, без всякого страха заявил:
— Язычник, ослабь веревки, которыми связана Кинетрит. Они затянуты слишком сильно. Ей больно.
Я встал и подошел к пленникам. Кожа на запястьях у Кинетрит была содрана, кисти посинели от недостатка крови. Я достал нож, перерезал веревку, и девушка сразу же плюнула мне в лицо. Веохстан усмехнулся, глядя, как я вытирал слюну тыльной стороной ладони.
— Хорошая жена из нее не получится, Ворон, — предупредил Брам. — Лучше женись на своей правой руке, парень.
Глум помахал мне пальцем уцелевшей руки, скривил гримасу и пробубнил:
— Эта английская сука отрежет твой червяк, пока ты спишь. Ты проснешься с ним во рту и задохнешься.
Я был рад, что Кинетрит не понимает по-норвежски. Ведь я все еще стоял рядом с ней, и она могла до меня доплюнуть.
— Я сожалею о том, что произошло с вашими людьми, — сказал я, обращаясь только к девушке, словно Веохстана не существовало. — Этот седобородый старик мог бы вас спасти. Мы пришли только за книгой.
— Человек, о котором ты говоришь, был моим другом, — с вызовом произнес Веохстан. — Его звали Эльфвальд. Он скорее вспорол бы себе живот тупым ножом, чем позволил бы язычнику приблизиться к Евангелиям, переписанным святым Иеронимом.