Но думать об этом поздно, вот шаги на грязно-розовой дорожке по лестнице; шаг тяжек и глух, отключается слух. Я спиной к окну.
Я жду незнакомца, но распахивает дверь, щелкает выключателем Ник. Я не понимаю, как это, — разве что он один из них. Такая возможность всегда была. Очная ставка с соглядатаем Ником. Грязную работу делают грязные люди.
Ах ты мудак, думаю я. Открываю рот, чтобы это сказать, но он подходит близко, шепчет:
— Все в порядке. Сегодня мой день. Езжай с ними. — Называет меня настоящим именем. Почему это непременно что-то значит?
— С ними? — спрашиваю я. Двое стоят у него за спиной, в потолочном свете из коридора их головы — черепа. — Да ты с ума сошел. — Мои подозрения витают в воздухе над ним, темный ангел предостерегает меня. Я его почти вижу. Почему бы Нику и не знать про мой день? Все Очи наверняка знают; уже выкрутили, выжали, выдавили его из множества тел, из множества ртов.
— Верь мне, — говорит он; само по себе это никак не талисман, никаких гарантий не дает.
Но я цепляюсь за него, за это подношение. Больше мне ничего не осталось.
Один впереди, второй сзади — они конвоируют меня вниз по лестнице. Шаг ленив, лампы горят. Несмотря на страх, как это все обыденно. Я вижу часы. Время толком никакое.
Ника с нами больше нет. Видимо, спустился по задней лестнице, не хотел попадаться на глаза.
Яснорада стоит в коридоре под зеркалом, в недоумении смотрит вверх. Командор подле нее, дверь в покои открыта. Волосы у него очень седые. Он встревожен и беспомощен, но уже отстраняется от меня, дистанцируется. Чем бы я для него ни была, в данный момент я также — катастрофа. Несомненно, они из-за меня поругались; несомненно, она показала ему, где раки зимуют. Я все-таки нахожу в себе силы его пожалеть. Права Мойра: я зануда.
— Что она сделала? — спрашивает Яснорада. Значит, их вызвала не она. Припасла для меня что-то поприватнее.
— Не можем сказать, мэм, — говорит тот, что идет впереди. — Прощенья просим.
— Я должен посмотреть ваши документы, — говорит Командор. — У вас имеется ордер?
Можно сейчас заорать, уцепиться за перила, отбросить достоинство. Можно их притормозить хоть на мгновенье. Если они подлинные — останутся, если нет — побегут. Оставят меня здесь.
— Не то чтобы он нам требовался, сэр, но все как надлежит, — снова говорит первый. — Раскрытие государственных тайн.
Командор подносит ладонь ко лбу. Что я говорила, кому, кто из его врагов прознал? Возможно, он теперь угроза безопасности. Я выше него, смотрю вниз; он съеживается. Среди них уже проводились чистки; грядут новые. Яснорада белеет.