– Вы меня ждали?
– Мистер Тейлор, мы всегда кого-то ждем.
– Понятненько. Налить вам что-нибудь выпить?
– Нет, мне пора уходить.
Однажды мне попалось на глаза письмо Уильяма Берроуза[2] Аллену Гинсбергу:
В первый раз меня арестовали, когда я шлялся по берегу. Предполагалось, что я прибыл на бальсовом плоту из Перу с молодым парнишкой и зубной щеткой. (Я путешествую налегке, только самое необходимое.) Однажды вечером отставной капитан обнаружил меня в холле, сидящим после шести ампул долофина голышом на унитазе (который я свернул с места в туалете). Я болтал рукой в ведре с водой и распевал «Глубоко в сердце Техаса».
Я оглядел мой новый дом и подумал, что на этот раз я высадился в удачном месте. Я успел понежиться в ванне, разобрать вещи и познакомиться с помещением. В задней части дома я обнаружил уголь и решил разжечь камин. Собирался посидеть несколько минут, но задремал. Разбудил меня громкий стук в дверь. Я повозился с замком, открыл дверь и сказал:
– Полиция.
В форме. Лет по шестнадцать. Но вид грозный. Первый спросил:
– Джек Тейлор?
– Будто вы сами не знаете.
Тут вмешался второй:
– Мы хотели бы, чтобы вы с нами поехали.
– Почему?
Первый улыбнулся и сказал:
– Чтобы помочь нам в расследовании.
– Кофе я могу выпить?
– Боюсь, что нет.
Полицейская машина была припаркована прямо у парадной двери.
– Благодарю за такт. Мне хотелось произвести впечатление на соседей.
Полицейский, точно как в кино, положил мне руку на голову, когда я садился на заднее сиденье. Вроде бы заботился, но на самом деле умудрился стукнуть меня головой о крышу, проговорив при этом:
– Оп-ля.
Когда мы выходили из машины на Милл-стрит, подскочил местный фотограф Майк Шоке и спросил:
– Кто-нибудь интересный?
– Да нет, никто.
В участке меня провели в комнату для допросов. Я потер запястья, как будто только что избавился от наручников. В центре серого стола оловянная пепельница. Я вытряхнул из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. Открылась дверь, и появился Кленси. Старший инспектор Кленси. Господи, как же длинна история наших отношений, только ничего хорошего не упомнишь. Он занимался тем делом, которое стоило мне карьеры. В те годы он был поджарым, как борзая. Мы были друзьями. Во время событий, приведших к моему увольнению, он вел себя как последний подонок.
Он достиг солидного возраста. При всех регалиях. Лицо багровое, на щеках пятна. Но глаза такие же подозрительные, как и раньше.
– Ты вернулся, – заметил он.
– Верно замечено.
– Я-то думал, что никогда больше тебя не увижу.
– Ну что мне на это сказать, братишка?
– Остается надеяться, что этот второй урод, Саттон, не объявится.