– Я за это выпью.
Мы выпили. Я рассказал все, что знал о Брайсоне. Он сказал:
– Я позвоню по поводу этого клоуна в свою контору. Если эта мартышка из Лондона, мы все на него раскопаем.
– Был бы очень признателен.
– Ну да, только как это выходит, что ты до сих пор не выпил?
Позднее он спросил:
– Каковы планы на ближайшее будущее?
– Как только вызнаю, где он живет, навещу его.
– Я с тобой.
– Уверен?
– Взламывать чужие двери – моя основная специальность, понял? Пока сделаю татуировку… видел такую во «Вдали от дома».
– Ты это смотришь?
– А разве все не смотрят?
В этот момент, сам не знаю почему, я почувствовал к нему глубокую симпатию. Он стоял там, вроде гребаного Попи Дойла, потел и тяжело дышал. К счастью, он исчез, прежде чем я успел что-то сказать. Бармен заметил:
– Джек.
– Ага.
– «Спайс герлз» в девятый раз на верхней строчке.
– Черт, зачем ты мне это говоришь?
– Разве ты не хочешь быть в курсе?
– Господи.
Когда я в последний раз видел «Спайс герлз», я был в таком улете, что плохо соображал. Пош до странности смахивала на молодого Клиффа Ричарда. Я до сих пор не знаю, кому это не нравилось, определенно – Бэкхэму.
Когда я добрался до Хидден Вэлли, я с трудом стоял на ногах. Наконец-то вытащил шмотки из сушки. Они не столько высохли, сколько запеклись. Кожаное пальто могло стоять без посторонней помощи, чего определенно нельзя было сказать обо мне. Я его погладил. Это категорически не рекомендовалось, этикетка грозно предупреждала, черт бы ее побрал: «Никогда не гладьте кожу».
Да пошли они.
Накануне Дня усопших я поехал навестить своих мертвых. Трубочист одолжил мне фургон. Он появился рано утром и поинтересовался моими планами на день. Я объяснил:
– На кладбище Рахун лежат те, кого я больше всего любил и к кому хуже всего относился. Уж больше года я не читал кадиш.
– Ка… что?
– Дань уважения.
Он строго кивнул, такое ему было понятно. Что братья понимали лучше, чем мы, так это печаль. Видит Бог, им было на чем практиковаться. Он спросил:
– Хотите, чтобы я составил вам компанию?
– Нет, мне лучше это сделать одному.
– Я дам вам фургон.
– Вы заплатили за него налог?
Он широко улыбнулся:
– Джек, это в вас говорит полицейский. Поговаривают, вы были справедливым.
– Это надо воспринимать с поправочным коэффициентом.
Через час фургон уже стоял на дорожке ведущей к дому. С цветами. Как и Киган, Трубочист имел свои положительные черты. Я надел костюм, купленный в «Винсент де Поль». Он сидел так себе. Иными словами, его точно шили не на меня. Трубочист выслушал мой отчет о визите к Брайсону и спросил: