Когда Эдилин и ее молодой человек поладили, Харриет ушла, счастливая тем, что Эдилин, к которой она успела привязаться, нашла свою любовь.
Но буквально спустя несколько минут Харриет услышала шум, доносящийся с крыши. Выглянув в окно, Харриет увидела знакомый силуэт, исчезающий во мгле улицы, и поняла, что молодой человек с Эдилин не остался. Харриет потребовалось несколько минут, чтобы оправиться от удивления. И тогда она пошла к Эдилин, потому что знала, что та нуждается сейчас в утешении.
Харриет держала Эдилин в объятиях, словно дочь, которой у нее никогда не было, и Эдилин рыдала у нее на плече.
— Ну, будет тебе, — сказала Харриет. — Сейчас тебе в это трудно поверить, но со временем раны затянутся и боль пройдет.
— Нет, не пройдет. Я не понимаю. То мне кажется, что он меня любит, то оказывается, что он меня совсем не любит.
Харриет имела по этому поводу свое мнение. Она думала, что молодой человек любит Эдилин не меньше, чем она его, а возможно, и больше, но он принадлежит к редкой породе мужчин, у которых есть честь. Стоя под дверью, Харриет услышала достаточно, чтобы все понять и согласиться с молодым человеком. Да, Эдилин нравилось думать, что она такая же, как он, но она такой не была. Ее всю жизнь холили и лелеяли. Она представления не имела о том, что значит хотеть чего-то и знать, что ты никогда этого не получишь.
— Тсс, — ласково приговаривала Харриет, — я дам тебе немного шерри, и ты уснешь.
— Я не могу спать! — воскликнула Эдилин. — Я не хочу спать.
— Я знаю, — сказала Харриет, — но ты должна поспать. Утро вечера мудренее.
— Нет! Я никогда от этого не оправлюсь!
Харриет взяла Эдилин за руки и посмотрела ей в глаза.
— Нет, ты не оправишься от этого, но в жизни тебе еще не раз предстоит пережить такое, чего, кажется, и пережить нельзя. Такова жизнь. Только в раю мы получаем настоящий покой. А сейчас ложись, и я дам тебе немного шерри, а может, и много — целую бутылку. Ты меня понимаешь?
— Да, — всхлипнула Эдилин, опрокинувшись на подушки и с головой укрывшись одеялом.
— Прошу тебя, умоляю на коленях, заклинаю: перестань хандрить! — сказала Харриет утром третьего дня.
Эдилин сидела за столом, а перед ней стоял нетронутый завтрак.
— Я не хандрю, — возразила Эдилин, но, взглянув на Харриет, вздохнула: — Ладно, согласна, может, немного хандрю. Но, честное слово, просто… мне немного грустно. Обидно, когда тебя отвергают.
— Он тебя не отвергал, — повторила Харриет, наверное, уже в сотый раз. Она заставила Эдилин пересказать ей слово в слово то, что между ними произошло, чтобы дать Эдилин возможность выговориться. — У него есть серьезные причины так поступать.