— Ты не смеешь оскорблять ее, — гневно крикнула Лорелея. — Она единственная, кто поддержал меня, когда я едва не умерла от стыда и горя, узнав, что я — внебрачная дочь Людовика XVI.
Он глубоко вздохнул, испытывая огромную горечь.
— Я собирался все рассказать тебе. Но никогда не подворачивалось подходящего момента…
— Ох! Для тебя и не могло его быть. Ты пришел в приют с целью соблазнить меня, чтобы я вышла за тебя замуж.
Значит, Жозефина не сказала ей всей правды; вероятно, не хотела выдавать себя.
— Бонапарт по твоей просьбе поженил нас, — возразил он.
— Тогда зачем ты пришел в приют? Скажи, зачем?
При мысли о новой лжи ему стало дурно. Но и правды он не мог ей сказать. Отвернувшись, Дэниел заметил на стойке у двери свежий выпуск «Монитора». На первой странице помещалось сообщение, что сегодня вечером устраивается бал в честь триумфального возвращения Бонапарта в Париж.
— У меня были политические причины, — ответил он. — Будь проклята Жозефина.
— Можешь ругать ее сколько захочешь, Дэниел, но я благодарна ей за то, что она без утайки рассказала мне все. Это моя жизнь, Дэниел, и я не могу отворачиваться от правды.
— Не надо наделять ее столькими добродетелями, — проговорил он, повернувшись к ней лицом. — Ее целью было опозорить тебя.
— Опозорить или нет, но я имею право узнать, кто мой отец.
Дэниел посмотрел на ее расстроенное лицо.
— А тебе не приходило в голову, Лорелея, что правду скрывали от тебя из хороших побуждений? Признание твоей подлинной личности грозило бы тебе большой опасностью. Наверняка ты понимаешь это.
— О, прекрати. Ты получил то, что хотел — жену, в жилах которой течет королевская кровь. Без сомнения, ты хотел использовать это в своих корыстных интересах.
— Сейчас республиканское правление, — напомнил он ей. — Какая мне польза от твоей королевской крови? — Поставив свой бокал, он подошел к ней и обнял за плечи: — Ты можешь вспомнить хоть один случай, когда я пытался шантажировать тебя? Хоть раз я использовал для достижения своих целей твою принадлежность к королевскому двору?
Лорелея с сомнением посмотрела на мужа. Но вновь ее лицо стало суровым, и она вырвалась из его рук.
— Нет. Но вот еще что. Я совсем не вижу тебя в Париже. Куда ты ходишь каждый день?
— Мои встречи касаются Жана Мьюрона. Это все, что я могу сказать тебе, Лорелея.
— Опять тайны? — с горечью произнесла она, отвернувшись к окну и глядя на улицу через слегка развевающиеся занавески. — Как ты, должно быть, смеялся надо мной, когда притворился, что потерял память.
Воспоминания о первом обмане словно ледяной водой окатили его, заставив сжаться.