— Думаю, что знал. Он обыскал мой кабинет. Она закрыла лицо руками. Наконец-то она узнала, что действительно нужно было от нее Дэниелу, почему он женился на ней.
— Должна… достать сокровища, — сказал отец Джулиан. У него в горле зловеще захрипело. — Они в дароносице.
Святой сосуд был сделан из сплава олова со свинцом, усеян фальшивыми камнями. Едва ли это сокровище.
— Я не понимаю.
— Драгоценные камни принадлежали Марии-Антуанетте.
Она вспомнила вправленные в металл большие и грубо обработанные камни.
— Но они же фальшивые.
— Они настоящие. Необработанные и специально плохо ограненные, — его голос совсем затих. Потом настоятель снова собрался с силами: — Никому не говори. Никому, слышишь?
— Да, отец.
Даже, несмотря на свои путающиеся мысли, Лорелея действовала практично. Она собиралась оставить Дэниела. Ей нужно будет на что-то жить. Сокровища обеспечат ее средствами для того чтобы основать свою собственную врачебную практику в каком-нибудь отдаленном уголке.
— Обещай мне, Лорелея. Это очень опасно.
— Обещаю, отец.
Так она и собиралась поступить. Теперь она знала, что может сделать с человеком жадность.
— Я хочу привести доктора Ларри, — сказала Лорелея, поднимаясь на ноги.
— Лорелея.
Она обернулась и увидела, что в комнату снова вошел отец Ансельм. Когда? Слышал ли он?
— Уже слишком поздно.
Он потянулся в складки своей рясы. На какое-то безумное мгновение ей показалось, что сейчас она увидит оружие в его руке. Боже, теперь, когда все ее мечты и доверие к людям были разбиты вдребезги, она подозревала всех и каждого.
Отец Ансельм достал пузырек с маслом и шагнул вперед, его старое лицо осунулось от горя.
— Per istam sanctam unctinem…
Слова молитвы разнеслись по тихой келье. Отец Джулиан пошевелился. С его губ сорвался слабый звук. Его грудь успокоилась. Лорелея опустилась перед ним на колени и прижала руку к его горлу. Пульса не было. Он умер. Настоятель приюта Святого Бернара умер.
— Я не услышал его последней исповеди, — сказал отец Ансельм.
«Я услышала», — подумала Лорелея. Она пыталась думать о том, каким он был при жизни: строгим, но заботливым; сильным и непримиримым. Но ее горе и воспоминания омрачались его последними словами.
Отец Ансельм привел отца Эмиля. Тот присоединился к их бодрствованию у тела покойного. Его спокойное, непроницаемое лицо не выдавало никаких чувств.
Прошел час, потом два. Отец Ансельм встал.
— Я должен пойти проследить… за приготовлением к похоронам, — проговорил он.
Лорелея кивнула:
— Мы с отцом Эмилем останемся.
Эмиль опустился на колени и стал шарить под кроватью.