Она вдруг вспомнила, как Дэниел вырвал из ее рук чашку с шоколадом. «Не пей это…»
— Что он ел?
— Немного бульона и разбавленного вина.
— Кто это готовил?
— На кухне монастыря.
Лорелея коснулась запястья отца Джулиана и вздрогнула, почувствовав его нитевидный пульс.
— Какие у него симптомы?
— У него не переваривается пища. Он не ходил в туалет в течение восьми часов.
— Возможно, это язва желудка.
— Я уже об этом думал. Но в его рвоте нет крови.
— Как долго он находится в таком состоянии?
— Ему стало хуже через час после ужина. Лорелея почувствовала себя виноватой. Пока она танцевала и занималась любовью, настоятель лежал, умирая в мучениях.
— Отец, — ей было невыносимо видеть таким слабым человека, который всю свою жизнь был неиссякаемым источником силы и энергии. — Вы слышите меня?
— Лорелея… — его голос прозвучал шуршанием засохшего листа по каменной мостовой. Настоятель поднял дрожащую руку и указал на отца Ансельма: — Оставь нас. Пожалуйста.
Старый каноник кивнул и вышел. Отец Джулиан судорожно вздохнул:
— Никогда не думал… предавать тебя…
— Ш-ш, — сказала она. — Вы тратите свои силы. Здесь неподалеку есть аптека. Я пошлю за слабительным.
— Нет! Должен рассказать тебе о сокровищах. Лорелея плохо расслышала его слова, и их смысл не дошел до ее сознания, потому что она вдруг мысленно перенеслась на поле битвы, в полевой госпиталь, испытывая тоску от того, что люди умирали.
Она порылась в своей памяти. Лихорадки нет. Учащенный пульс. Она прослушала его грудь. Легкие чисты.
Лоб был холодный. Отец Джулиан беззвучно пошевелил губами, потом снова заговорил.
— Моя вина, — прошептал он. — Моя жадность чуть не погубила тебя.
Его слова встревожили ее.
— Отец Джулиан, о чем вы говорите?
— Сок… ровища.
— Сокровища?
— Твой отец, король Людовик, оставил наследство. Я должен был отдать его тебе… по праву принадлежит тебе.
У Лорелеи быстро забилось сердце.
— Отец оставил мне наследство?
Отец Джулиан слабо кивнул:
— Оно… в приюте.
Наконец-то она поняла, что к чему: покушения на ее жизнь, таинственность отца Джулиана; все уловки, чтобы присвоить то, что принадлежало ей. Лорелея не испытывала обиды или гнева от предательства дорогого ей человека, только жалость и неизбежность близкой разлуки. Его тайные деяния обернулись против него самого.
— Отец Джулиан, как вы могли? — прошептала она, испытывая боль разочарования. — Вы же служитель Бога.
— Человек, — сказал он, у него затрепетали веки. — Всего лишь человек.
Ужасная мысль поразила ее.
— Отец Джулиан, вы должны мне сказать. Дэниел знал о сокровищах?
Он сжал губы, глаза закатились от мучительной боли.