— Отец, тут что‑то не так. Почему вы скрывали ото всех, что держите голубей?
— Так это же тайна, пан офицер, большая тайна, — перешел на пугливый шепот Кухальский. — Меня предупреждали, я клятву давал. Вы сами должны знать. Не знаете? — Старик растерянно взглянул на Серовола. — Тогда зовите вашего главного, того, что с бородой. Ему должно быть все известно.
Серовол и Юра озадаченно взглянули друг на друга. Дело принимало странный оборот. Судя по всему, Кухальский не хитрил и не хотел ввести их в заблуждение. Скорее всего, его самого ввели в заблуждение при помощи какого‑то обмана.
Бородача звать не пришлось. Догадавшись, что партизаны подозревают его в чем‑то 'нехорошем и желая поскорее рассеять недоразумения, Кухальский по первой же просьбе Серовола охотно поведал ему всю историю с голубями.
Все началось три месяца назад, после того как в районе лесных хуторов появились советские партизаны. Однажды Кухальский пошел на базар в Кружно, и там, когда он продал своих принесенных в клетке молодых петушков, к нему подошли двое незнакомых. Пригласили в корчму выпить кружку пива, побеседовать о важном деле. Он сначала отказался было, но один из незнакомцев показал письмо от младшего сына Кухальского ― Зигмунда, который пропал без вести еще осенью 1939 года, когда Германия напала на Польшу. Так как Кухальский грамоты не знает, ему тут же на базаре прочли письмо. Зигмунд сообщал, что он жив, находится недалеко, среди польских партизан, воюет с немцами, и просил отца оказать услугу тем людям, какие передадут ему письмо. Затем пошли в корчму, выпили пива в укромном уголке, и приятели сына объяснили Кухальскому политическую обстановку. Сказали, что польские и советские партизаны выполняют одну и ту же задачу ― бьют немцев, поэтому должны поддерживать друг с другом надежную связь. Кухальский может безо всякого риска для себя помочь им. Ему дадут голубей, он отнесет их домой и будет выдавать специально назначенному советскому партизану по его требованию. Это дело надо держать в строжайшей тайне, так как у немцев и бандеровцев везде свои шпионы, и, если тайна будет раскрыта, может погибнуть много советских и польских партизан. Так начал он носить голубей из Кружно. Трижды приносил, по четыре штуки каждый раз. Давали ему птицу те же самые люди.
Серовол слушал старика угрюмо, гоняя желваки под кожей щек.
— Этот человек приходил за голубями ночью?
— Так, только ночью.
— Что он говорил?
— Он со мной беседы не заводил… Стучал в окно, а когда я спрашивал, отвечал: «От Зигмунда». Я давал ему голубя, он сажал его в свою маленькую клетку и быстро уходил.