— Если бы мы показали вам этого человека, вы бы его узнали?
— Трудно… Лица не видел, да и зрение у меня уже плохое.
— Хорошо, лица вы не видели… Скажите, какого он роста, во что он был одет последний раз, какое у него было оружие? Припомните. Что у него было на голове?
Кухальский оживился, поднялся на ноги и показал ладошкой над головой.
— Росту тот пан чуть выше меня. На плечах не то плащ, не то накидка. А на голове… Раньше у него что‑то с козырьком было, кепка, одним словом, а последний раз без козырька.
— Пилотка, шапка? — подсказал Юра.
— Может, и пилотка, но больше похоже на берет или, может быть, он так кепку, козырьком назад надел,Капитан весь напрягся, подался вперед, глаза его потемнели.
Вы это хорошо помните, что последний раз козырька не было видно?
— Так. Вроде как беретка.
Серовол шумно вздохнул, повернулся к Юре, как бы спрашивая помощника, что он думает по этому поводу.
Коломиец не успел что‑либо сказать. Во дворе послышались быстрые шаги, и кто‑то тревожно крикнул: «Художник! Художник!»
Юра выглянул в окно. У прислоненных к воротам велосипедов стоял запыхавшийся Стельмах.
— Где Третий? Ковалишин его зовет; Он убил Москалева. Сидит возле него. Просил позвать Третьего.
Через несколько минут Серовол и Юра были на месте происшествия.
Чуть в стороне от хутора находилась заброшенная несколько лет назад усадьба ― остатки глиняных стен, одичавшие фруктовые деревья, двор, заросший бурьяном, молодыми березками, осинками. Ближе к лесу заросли становились выше и гуще, образовывая зеленый островок. Молодые деревья тут были перевиты стеблями ежевики, малины, дикого хмеля. Мимо этого островка, чуть огибая его, проходила узкая тропинка.
Ковалишин стоял у зарослей. Вяло жестикулируя, он что‑то объяснял командиру третьей роты Марченко. Когда Серовол и Юра подъехали по тропинке близко, Ковалишин повернулся к ним, и они увидели его бледное, с запавшими глазами лицо.
— Что случилось? — спросил Серовол, соскакивая с велосипеда.
Ковалишин виновато и беспомощно развел руками.
— Застрелил я Москалева, товарищ капитан. Так вышло у меня…
— Я б его, гада… своей рукой, — сердито сказал Марченко. — Сволочь какая!
— Подожди, Марченко, —поднял руку Серовол, как бы мягко отстраняя командира роты. — Пусть он расскажет.
— Что рассказывать… — Ковалишин завертел головой, словно воротник душил его. — Все вышло неожиданно, как гром с ясного неба. Иду здесь вот, по этой тропинке, посты проверять. Смотрю, из этой гущины, вон оттуда,вылазит пригнувшись кто‑то. Раз! И у него с руки взлетает голубь. Что такое? Про голубей я уже знал, слышал, что Художник их ищет… Я как раз за этим вот кустиком стоял — замер, меня не видно. Гляжу — Москалев это. Оглянулся он по сторонам и — к лесу. Я заглянул в заросли, а там клетка. Ну, меня в пот ударило. Кричу: «Москалев!» Он оглянулся и бежать. Я за ним, кричу: «Стой! Стрелять буду!» Он повернулся и из пистолета в меня. Тогда я по нему из автомата чиркнул, всего три пули… Подбегаю, а он уже готов.