Молитвенно сложив руки, брат Френсис пополз за ним на коленях, вопя что было мочи:
— Умоляю! Не берите оба! Возьмите один! Умоляю!
— Теперь тебе придется заплатить выкуп, — ухмыльнулся злодей. — Я победил в честном поединке.
— Но у меня же ничего нет!
— Неважно. Если тебе так нужны эти картинки, ты сумеешь раздобыть золото. Две меры золота — такой будет выкуп. Как достанешь, приходи. А я пока припрячу твое имущество у себя в лачуге. Так что давай тащи золотишко.
— Послушайте, они нужны не мне, а другим людям. Я вез их к самому папе! Может быть, он заплатит вам за более важный из документов, но отдайте мне хотя бы второй, чтобы я мог показать, о чем идет речь. Ведь он вам не нужен!
Разбойник, не оборачиваясь, хохотнул.
— Я смотрю, ты мне готов за это прямо сапоги лизать.
Брат Френсис на четвереньках догнал его и лихорадочно принялся осыпать поцелуями сапоги.
Тут даже грабителя проняло. Он отшвырнул монаха в сторону и, выругавшись, кинул ему синьку. Потом влез на осла и поехал вверх по склону к своим товарищам. Брат Френсис на лету подхватил драгоценную реликвию и побежал за разбойником, бормоча благодарности и благословения.
— Пятнадцать лет! — покрутил головой грабитель и отпихнул Френсиса ногой. — Проваливай!
Он развернул руно, вспыхнувшее золотом в лучах солнца.
— И помни: за две меры золота получишь свой талисман обратно. Не забудь сказать своему папе, что я добыл вещицу честно.
И вот настал час. Врат Френсис, в простом монашеском одеянии, никогда еще не чувствовал себя столь ничтожным, как в тот миг, когда преклонил колени в величественной базилике перед началом торжественной церемонии. Величавые движения окружающих, яркое многоцветье одеяний, шум приготовлений уже казались ему духовной литургией. Френсис все время напоминал сам себе: главное еще не началось. По огромному храму то туда, то сюда шли по каким-то своим делам епископы, монсеньоры, кардиналы, священники и всевозможные служители в роскошных старинных облачениях, их передвижение казалось монаху сложным, тщательно разработанным механизмом — никто не спешил, не останавливался, не сворачивал в сторону. В базилику вошел дворецкий, такой важный, что Френсис поначалу принял его за кардинала. Дворецкий нес скамеечку для ног. Если бы Френсис уже не стоял к тому времени на коленях, то непременно встал бы, столь торжественно внес в храм слуга сей предмет. Перед алтарем дворецкий преклонил колено, затем свернул к папскому трону и поставил скамеечку к подножию, а старую забрал — у нее, похоже, сломалась ножка. Таким же церемониальным шагом служитель вынес ее прочь. Брат Френсис подивился, до чего же элегантно исполнялось здесь даже самое невозвышенное дело. Никто не торопился, не суетился, не проявлял беспокойства. Каждое движение усиливало ощущение всеобъемлющего достоинства, подчеркивало поразительную красоту древнего собора, как подчеркивали ее статуи и картины. Казалось, даже собственное дыхание отдается легким эхом в высоких сводах.