Дай бог, хорошие новости.
Фиона вышла из дома, прижимая кулаки к груди, словно помогая себе дышать.
— Дейви, ты вовремя. Предыдущие клиенты уехали десять минут назад, а следующие приедут через двадцать. Она жива?
— Ее пока не нашли, Фи. — Фиона опустилась на ступеньки веранды. Обняла обступивших ее собак. — Нам прислали портрет ублюдка. Единственное, что они могли выжать из двух свидетелей в мотеле. Я принес тебе копию.
Дейви вытащил из папки листок бумаги и протянул его Фионе.
— Не похож на него… на него, прежнего. Только глаза… Глаза похожи.
— Свидетели сомневались. Это фоторобот.
— Его лицо… более круглое, и без бородки он выглядит моложе. Но… бейсболка многое скрывает, да?
— От ночного портье практически ничего не добились… как нам передали. Второй парень старался изо всех сил, но он практически не видел Экла. В номере Экла остались отпечатки пальцев. Они совпали с отпечатками из его квартиры. На второе письмо он не попался. Во всяком случае, до сих пор. — Дейви кивнул подошедшему Саймону. — И вряд ли уже ответит, поэтому сегодня вечером его имя и этот набросок передадут в средства массовой информации. Сведения о нем прозвучат на всех телеканалах и появятся в Интернете. Кто-нибудь его опознает, Фи.
Саймон молча взял у Фионы набросок, рассмотрел его.
— Мы расклеим изображение на паромах, на причалах, — продолжал Дейви. — Газета, в которой работала Стар, предлагает вознаграждение в четверть миллиона долларов за информацию, которая приведет к ней или Эклу. Ему некуда будет спрятаться, Фи.
— Да, думаю, да. Я только надеюсь, что они успеют спасти Стар.
Он заставил ее идти. Даже с подталкиванием и протеиновым напитком, который он влил ей в глотку, это заняло целых три часа. Она часто падала, ну, и хорошо. Он хотел оставить отчетливый след. Где приходилось, он волок ее и опять же наслаждался этим. Он знал свою цель и знал, как туда добраться.
Отличное место. Идеальное, пусть даже приходится говорить это самому.
К тому времени, как они остановились, ее лицо было грязным и багровым от синяков, исцарапанным, ободранным. Одежда, которую он постирал и снова надел на нее, превратилась в лохмотья.
Она не плакала, не сопротивлялась, когда он привязывал ее к дереву. Ее голова упала на грудь, а связанные руки обмякли на коленях.
Только несколькими оплеухами он привел ее в чувство.
— Я пока оставлю тебя одну. Я вернусь, не переживай. Ты можешь умереть от обезвоживания, или солнечного удара, или от заражения крови. — Он безразлично пожал плечами. — Надеюсь, обойдется, потому что я очень хочу убить тебя своими руками. После того, как убью Фиону. Одна — для Перри, одна — для меня. Боже, как ты воняешь, Кейти. Тем лучше, конечно, но, фу, гадость какая! Ладно, когда все закончится, я напишу за тебя твою историю, пошлю в газету от твоего имени. Ты получишь Пулитцеровскую премию. Посмертно, но я думаю, твоя кандидатура бесспорна. До свидания.