Мы пришли к небольшому дому. Дверь нам открыл мальчишка точно в таком же, как и у старца, балахоне, разве что насыщенно-синего цвета. Он провел нас в комнату на первом этаже и начал суетливо накрывать на стол. Когда все было готово, мальчик поклонился и вышел, оставив нас одних. Старец, совершенно не обращая внимания на обильные яства, уселся в деревянное кресло в углу. А я неловко осталась стоять у порога.
Но старец махнул в сторону стола и недовольно обронил:
– Ну, что стоишь? Кувшин вон там!
Неловким движением стянув сумку с плеч, я недоуменно воззрилась на него.
– Вот он, кувшин, я же сказал. Иди и пей! – еще более недовольно повторил он и чуть тише добавил: – Что за наемники нынче пошли. Наворотят кучу дел, выхлебают все запасы в один присест, а потом за нами, простыми клириками, бегают! – И ядовито улыбнулся: – Что, не нравится ощущение?!
Я мотнула головой, подтверждая: да, не нравится, хотя мало что понимала из его слов.
– Было б хорошо, чтоб ты его как следует запомнила, – меж тем сварливо продолжил старец. – И впредь лишний раз подумала, прежде чем силу без меры расходовать. А то знаю я вас, – начинаете самыми сильными заклятиями обычных упырей гонять. Вы б еще из баллист по воронам палили!
– Запомню, обязательно запомню, – прохрипела, едва размыкая запекшиеся губы. – Только я так и не поняла, чего вы от меня хотите…
Старик вскинул в немом вопросе седые брови.
– То есть как это – не поняла? – поперхнулся он. – Ничего я от тебя не хочу, девочка. Мне-то от тебя как раз ничего не нужно. Это тебе нужно от меня.
Я обреченно посмотрела на него и потянулась за сброшенной сумкой. Вновь взвалив ее на плечи, собралась выйти, как старец остановил меня.
– Куда?! Последнего рассудка лишилась?! Собираешься где-нибудь под забором сдохнуть?!
– Нет, – качнула головой. – Но я не понимаю, чего вы хотите.
Клирик крякнул от удивления, а потом все же пояснил:
– Тебя от перерасхода сил крючит, словно полк умертвий одна положила. Похоже, ты к грани подошла, еще чуть-чуть – и выгорела бы. Поэтому тебя от силы-то отсекло. И из-за того же тебе еще хуже сделалось. Мы ж, клирики, без силы никак! Едва божественной энергии лишимся – так сразу и крючит, как последнего пропойцу от прободения желудка. Поэтому вон кувшин на столе, тот, который простой, с бронзовой ручкой, возьми, налей из него бокал и выпей.
Я сделала точь-в-точь, как он говорил. А когда допила последний глоток ароматного темно-красного, густого, как кисель, напитка, охнула и невольно осела на лавку возле стола.
– Ну что, полегчало? – поинтересовался старец. Я кивнула, нестерпимое чувство ушло, оставив после себя лишь отупение, как после анестезии. – Сильно тебя угораздило, – заметил он и уточнил: – Сколько дней ты уже без демира так маешься?