Лена вышла и постояла возле стола. Пока она стояла, все люди, сидевшие на скамейках, хлопали. И громче всех хлопала бабушка. А потом она гордо сказала своей соседке в соломенной шляпе и своему соседу в белом костюме:
— Это моя внучка!
— Очень приятно! — сказала дама в соломенной шляпе.
— Поздравляю вас! — сказал толстяк в белом костюме.
— Большое вам спасибо! — ответила бабушка.
Потом Наталья Ивановна стала показывать монеты, орехи и обгорелую доску и подозвала к столу Серёжу. Все опять похлопали. А бабушка опять сказала своим соседям:
— Это мой внук!
— Хм, — сказала дама в соломенной шляпе.
— Ин-те-ресно, — сказал толстяк в белом костюме.
А потом Наталья Ивановна показала просивший каши сапожок на каблучке и поршень с ремешками и попросила выйти к столу Дмитрия Николаевича. Когда Дмитрий Николаевич вышел, толстяк в белом костюме спросил:
— Это тоже ваш внук?
— Нет, — сказала бабушка. — Это внук моей подруги Анны Егоровны, которая живёт в Ленинграде.
Тут толстяк в белом костюме сказал:
— Гм!
А дама в соломенной шляпе сказала:
— Очень ин-те-ресно.
Но бабушка на них не обиделась. Она ни на кого не могла обижаться в такую замечательную пятницу.
Рассказ пятнадцатый
Через дорогу, осторожно ступая лапками по мокрым доскам, пробирался кот бабки Сыроеды Мышегон. Который день над городом стыло густое, точно овсяный кисель, небо. Стучал дождь, прибивая к мостовым пожухлые листья. В такое время и на дворе делать нечего, и в доме сидеть скучно. То ли дело — в школе! Соберутся все вместе. Затопят печь. Весело трещат дрова, а ребята сидят и слушают учителя. Но теперь и в школе не радостно. Раньше вон сколько ребят ходило. С одной только улицы Добрыни и то, как соберутся, — целая гурьба: и Алёна, и Вишена, и Борис, и Глеб с Олей… А теперь с каждым днём всё меньше и меньше ребят в школе. Перестал ходить в школу и Вишена. Учитель сожалел об этом. Не раз вспоминал о нём и даже ставил его в пример ленивому на ученье Борису. После гибели Горазда семья лишилась кормильца. Первое время с работой кое-как справлялся Ждан. Но потом Ждан ушёл в поход на суздальцев с полком боярина Ратибора. В этом полку были чуть ли не все мужчины с улицы Добрыни: и Ждан, и молодой зять Власия Гай, и горшечник Данила, и даже кузнец Фома. Ушёл Фома в этот поход не потому, что решил обогатиться. И раньше он уговаривал всех не слушать Ратибора, доказывал, что ничего, кроме беды, не сулит им поход, и теперь он так думал. Но после того, как вече приговорило идти на суздальцев, ему ничего не оставалось делать. Все вольные новгородцы должны были подчиниться решению вече. Того, кто ослушается, могли с позором изгнать из города. Таков закон.