Даже когда она была на грани смерти, его не оказалось поблизости.
— Вам было страшно?
Тесса не спросила, что он имеет в виду, лишь посмотрела ему в глаза.
— Я мало что помню. Вроде бы не было никакой боли, а потом она появилась. Сейчас я вижу только тени образов, странные зарубки памяти, но даже они с каждым днем меркнут. Мои мама и папа поддерживают меня. Мои братья — Стивен и Алан — молятся за меня. Стивен хочет быть епископом, он готовится к этому, я думаю.
— А Алан?
— Он еще мал, но считает себя великим воином. Мечтает о военной карьере.
— Только меня не было с вами тогда.
— Это не совсем так, — возразила она со слабой дразнящей улыбкой. — У меня был ваш портрет.
Он нахмурился.
— Какой же это?
— Тот, где вы стоите рядом с постаментом.
— На нем, кажется, еще изображена собака?
— Нет там никакой собаки. Но вы выглядите на нем совершенно порочным, как будто знаете какую-то тайну, доступную только отъявленным повесам.
— Несомненно.
— У вас сейчас очень странное выражение лица, Джеред. Вы смущены?
— Едва ли. — Он играл с краем простыни, отводя глаза.
— Так и есть. — Она поднялась на локте, улыбаясь мысли, что герцог Джеред Мэндевилл впервые в жизни смутился.
— Если хотите знать, когда я позировал, то придумывал разные способы, как соблазнить дочь художника. Насколько я помню, она то и дело заходила в студию со всевозможными поручениями к отцу.
— Я слышала, что художником была женщина.
— Вы, без сомнения, много чего знаете обо мне, — сказал он, облокачиваясь на спинку кровати. — Большая часть этого, к сожалению, правда. Однако в этом случае художник был морщинистым стариком.
— Портрет прекрасен, кто бы его ни написал. Знаете, вы с того холста стали моим ближайшим другом. Я сидела и разговаривала с вами, как будто вы меня слышите. — Должна ли она говорить ему такие вещи? Возможно, нет, но этот день был наполнен такими сюрпризами!
— А потом обнаружили, что оригинал не совсем совпадает с портретом?
Это было слишком близко к правде. Она промолчала.
— Что вы говорили мне? Тому, нарисованному?
— В основном то, что думала. Во время моих первых выходов в свет мне было трудно. Папа часто говорил, что я не должна говорить людям то, что думаю, и что я должна во всех случаях помнить о его положении в обществе.
Понимаете, он утверждал, что мои поступки, каждый мой шаг обязательно повлияют на его репутацию.
— Мудрый родитель сказал бы именно так. Полагаю, мне не следует напоминать инцидент в театре.
— Благодарю вас, — сказала она, скорчив уморительную гримасу. — На первых порах было очень трудно быть леди. Я была очень скованной. Единственный приемлемый разговор — о погоде. А единственное дозволенное выражение лица — задумчивая отрешенность. Не могу понять, почему я считала мой второй сезон в свете предпочтительнее первого. Какая разница? Думаю, я была обречена на неудачу.