— Какая миленькая малышка, — сказала женщина. — Но с другой стороны, я полагаю, все девственницы выглядят так.
— Если я знаю Джереда, она больше не в этой кондиции. — Худой женоподобный молодой человек стоял, прислонившись к стене, и оглядывал Тессу с тем же безразличным презрением.
Это был уже не первый раз, когда ее так бесцеремонно рассматривали. Тесса закрыла книгу и подняла голову. Раньше библиотека казалась безопасным местом. Гости Джереда редко забредали сюда. Но она, очевидно, ошибалась.
Дама с лорнетом в руках выглядела вызывающе. Ее губы были накрашены, а брови слишком черны, чтобы быть натуральными. На ней было желтое платье, открывавшее слишком много. Молодой человек в атласном костюме цвета слоновой кости был чересчур манерен, словно принц. Они были неплохой парой, но сразу чувствовалось, что воспитания им недостает.
Конечно, ее все знали. Такая милая малышка. Такое прелестное дитя. Каждый раз, когда она слышала это, Тессе хотелось швырнуть чем-нибудь в говорящего все эти банальности. Вместо этого она молчала. По крайней мере эти комментарии были лучше, чем сплетни, которые она слышала в прошлые несколько дней. Они сопровождали каждое ее появление в комнате. Слишком невинна для него. Почти наверняка скучает.
Она еще выше вскинула подбородок и встала со стула у окна.
— Вы что-то хотели? — спросила она. Голос настоящей хозяйки дома. Поймут ли они это? Сомнительно. Все гости Джереда более чем пренебрежительно относились к ней.
Они захихикали. Даже это было оскорблением. Их смех был такой бесстыдно-грубый, что она растерялась.
Слава Богу, что в этот момент дверь распахнулась, и, протягивая руки, в комнату с широкой улыбкой на лице вошел Стэнфорд Мэндевилл.
Тесса повернулась и позволила обнять себя. Нахальная парочка тут же ретировалась. Стервятники, оставшиеся без еды, когда жертва проявила признаки жизни.
— Слышал, что мой племянник сбежал в Лондон. Это правда? — спросил Стэнфорд Мэндевилл, когда отпустил ее.
Должно быть, выражение ее лица невольно выдало ответ, потому что он выругался. Ее крестный отец не стал затруднять себя извинениями: он никогда этого не делал. Люди терпели его крутой нрав или видели его спину. Как странно, что ей всю жизнь советовали сдерживаться, помнить о ее происхождении, семье, о ее положении в свете, в то время как другие безнаказанно вели себя как хотели. Или это просто Мэндевиллы считали себя выше манер и приличий?