— Я полагаю, моя жена еще спит, Чалмерс.
— Очень хорошо, сэр.
Джеред был совсем не уверен, как на это можно прилично ответить, поэтому решил промолчать.
— Сколько золота ты положил в тот сундук? Он был слишком уж тяжелый, — сказал он, когда камердинер помогал ему надевать сапоги.
— Я привез только ту сумму, о которой вы просили, сэр. Однако я воспользовался возможностью положить на дно несколько завернутых в муслин кирпичей.
— Хорошая мысль. Я уверен, Эдриан решил, что там королевское состояние.
— Прошу прощения, сэр, но не разумнее ли было просто дать ему денег?
Джеред натянул сапоги, встал и притопнул, чтобы они лучше сели.
— И упустить приключение? Да ладно, Чалмерс, не говори мне, что к старости ты становишься скромником.
— Я не информировал охранников, сэр, как вы мне и сказали. Вас легко могли подстрелить. Разве не так?
Джеред бросил последний взгляд в зеркало, повернулся и похлопал слугу по плечу.
— Но я же цел, как видишь. А если бы заранее поставить в известность охранников, это лишило бы смысла всю затею, ты не согласен?
Он посмотрел в темнеющее окно.
— Не жди меня, Чалмерс. Я уверен, что вернусь не раньше рассвета.
Камердинер услышал щелчок дверной ручки и повернулся. Там, в дверном проеме, стояла герцогиня Киттридж, совершенно не похожая на ту, какой она была несколько дней назад. Когда он видел ее в прошлый раз, она была идеально причесана, ее платье являло собой произведение искусства из шелка и кружева от мадам Фушар, одной из самых модных портних. На ее лице было ожидание, невинность, которая очаровывала его. Женщина, посмотревшая на него, а потом на дверь, в которую вышел герцог, необъяснимым образом постарела. Ее волосы были взъерошены, на щеке след от складки на подушке, впечатавшейся в кожу. В ее глазах читались смущение и почти болезненная уязвимость. Девушка исчезла, но женщина была не менее пленительной. Честно говоря, даже, может быть, более. Он отвернулся, чтобы не смотреть на нее, завернутую в простыню, но легко мог представить ее наготу. Не настолько же он стар!
— Почему он сделал это?
Чалмерс наклонился, чтобы убрать приспособление для снятия сапог, думая, что будет разумнее сделать вид, что неправильно ее понял. В конце концов, на кону стояло доверие. Но он совершил ошибку, снова взглянув на нее, и от ее вида его словно пронзила стрела сочувствия. Она смотрела на дверь так, будто все тайны мира откроются ей, если она не оторвет от нее своего взгляда.
Он только расскажет ей все, что знает.
— Мне это неизвестно, ваша светлость.
— Но красть свое собственное золото… Зачем?