Экзистенциалистка, которой запретили выезд из страны, потому что застукали на Лейпцигской ярмарке при попытке утащить книгу Симоны де Бовуар, поехала с Марио на Балтийское море. Там один астматик из Зандерсдорфа[11] навел их на некое лекарство, вполне пригодное для экспериментов по части кайфа. Марио и экзистенциалистка так его и прозвали: «астматическое зелье». Эти колеса запросто, без всякого рецепта, можно было купить в аптеке. После чего оставалось только развести таблетки колой и выпить залпом. Еще зандерсдорфский астматик уверял, что у них в городке работает химкомбинат, способный даже утренний туман окрашивать в желтый цвет. Тут Марио и экзистенциалистка вообще выпали в осадок: колеса, после которых даже туман кажется желтым, — такой кайф как раз то, что им нужно.
Снова вернувшись домой на Лейпцигскую улицу, они немедля приступили к экспериментам с «астматическим зельем». Результат, как говорится, превзошел ожидания.
— Я в полной глюкландии! — восторженно повторял Миха.
Экзистенциалистка блаженно улыбалась и пела ему колыбельные песенки, почему-то называя их «люлибелами». Так продолжалось ровно два часа. После чего пошла абстинентка. Во рту пересохло напрочь. Пить хотелось до смерти, но в холодильнике оказалось пусто. И, как назло, именно в этот день опять отключили воду. Они, впрочем, могли бы и раньше это заметить, когда после первого слива бачок в туалете безнадежно иссяк. Жажда становилась все нестерпимее. Вдобавок ко всему они ослепли — правда, только на несколько часов, но выйти в магазин они не могли. Единственной водой, которая нашлась в доме, оказалась жалкая лужица все в том же унитазе.
— Погань, конечно, но счастье-то какое! — смочив губы, облегченно вздохнула экзистенциалистка.
Оба все еще оставались слепцами, когда в дверь позвонил Миха. Тому по-прежнему не давало покоя письмо. Теперь он надумал при помощи детской лопатки прокопать под стеной дырку — небольшую, только чтобы рука пролезла. А Марио с экзистенциалисткой понадобились ему, чтобы стоять на стреме.
— Нашел кого на стреме ставить! Мы ослепли! — осадил его Марио.
Миха глянул обоим в глаза и обомлел: радужки в глазах не было вовсе, одни черные зрачки.
— Кайфанули, называется! — закричал он. — Вы же себя изувечили!
Экзистенциалистка, однако, тут же пожелала узнать, из-за какого письма сыр-бор, и, рассказывая ей всю историю про Мирьям, Миха чувствовал себя простофилей, который поверяет свое горе мудрой слепой колдунье. У экзистенциалистки немедленно возникла идея: когда у Марио предки свалят и флэт освободится, устроить тусовку. А Михе останется только ждать, когда заведут «Je t'aime» и при первых же аккордах заглянуть Мирьям глубоко в глаза.