* * *
В 1924 году Маяковский в Париже американской визы так и не дождался. Уехал в Москву, но через полгода опять вернулся за тем же, рассчитывая отправиться в кругосветное путешествие. Из Москвы он на этот раз летел и с восторгом рассказывал мне, как на границах летчик, из вежливого озорства, "приседал на хвост".
Этот приезд, в 1925 году, ознаменовался кражей всех денег, которые Маяковский сэкономил для путешествия вокруг света. Днем мы были с ним в банке, он взял все переведенные ему деньги, а оттуда нас, очевидно, проследил профессиональный вор; вор снял в "Истрии" соседнюю с Володей комнату, и когда Володя утром на минуту вышел, в пижаме, не заперев за собой дверь, он успел проникнуть к нему, украсть из пиджака бумажник и скрыться.
Это обнаружилось позднее, когда же я пришла утром к Володе, он еще спокойно жевал свой "жамбон", сидя без пиджака, у столика. Потом встал, надел пиджак, висевший на спинке стула, и привычным жестом проверил на ощупь, сверху вниз, карманы — все ли на месте. И я увидела, как он вдруг посерел! Бумажник! Обыскали комнату, бросились к хозяйке, и вот мы уже бежим в ближайший полицейский участок…
Володя шагает большими шагами, ему не до того, чтобы приравниваться к моим, и я поспеваю за ним как могу. Идем молча, каждый думает свою думу… Денег вор не оставил совсем, и я прикидываю, что бы такое продать… Володя же, может быть, думает о том, как он во второй раз вернется в Москву несолоно хлебавши, с первого этапа кругосветного путешествия, которое так и не состоится. Наконец я говорю Володе, что можно было бы продать мою меховую накидку и кольцо — единственное мое имущество. Володя смеется и, сразу повеселев, бодро говорит, что продавать ничего не нужно, что ни в коем случае не надо менять образа жизни, что мы будем по-прежнему ходить в ресторан "Гранд-Шомьер", покупать рубашки и галстуки и всячески развлекаться и что в кругосветное путешествие он отправится… Так оно впоследствии и оказалось, хотя поиски полиции ограничились показаниями хозяйки, опознавшей вора, хорошо известного полиции. Но Володя телеграфировал в Москву, Лиличка организовала ему авансы в Госиздате и перевела нужную сумму. Ясно помню, как Маяковский рассказывал о краже полпреду Леониду Красину и как тот не только не посочувствовал и не предложил помочь, но язвительно и почти радостно сказал: "На всякого мудреца довольно простоты!" Да, в то время многие были рады, что-де Маяковский остался в дураках, злорадствовали и смеялись. А в связи с кражей и таким к себе отношением он придумал следующую игру: у всех пребывавших тогда в Париже советских русских (а их было немало на Художественно-промышленной выставке) Маяковский просил взаймы денег! Завидя в кафе на Монпарнасе русского, мы его оценивали, каждый по-своему, и если он давал сумму ближе к моей, разница была в мою пользу, если ближе к Володиной, то в его. Когда же он получал отказ, Володя долго отплевывался, выражал мимикой предельную степень возмущения и брезгливости и говорил: "Собака!" Запомнился мне случай с Эренбургом, который только что вернулся из Бельгии и, как обычно, сидел на террасе кафе "Ротонда", — Маяковский обратился и к нему за деньгами. Эренбург ни о чем не стал расспрашивать, ни выяснять, нет ли тут со стороны Маяковского какого-нибудь подвоха, и молча и равнодушно выдал ему пятьдесят бельгийских франков. Маяковский был растроган и доволен — он знал, что у Эренбурга денег мало, и на радостях стал звать Эренбурга Ильей, чего с ним до тех пор не случалось. Когда мы ушли из "Ротонды", он все никак не мог успокоиться, долго трясся от неслышного смеха и выдавливал: "Бельгийские! Обрати внимание на то, что они бельгийские!"