Я внимательно слушал последние наставления, но слова были для меня пустыми звуками, лишенными всякого смысла.
— Стреляйте, когда только можете, но не слишком надейтесь на свои ружья. Постарайтесь держаться парами, чтобы всегда иметь возможность перезарядить ружье. В первого вы стреляете, других рубите топором.
— Цельтесь пониже при стрельбе. Топором ударяйте между головой и плечом, там уже нельзя промахнуться, как при ударе в голову.
— И ради всего святого двигайтесь как можно тише, наша жизнь зависит от внезапности нападения.
Мы, крадучись, спустились вниз, на залитую лунным светом равнину, покинув укрытие приютивших нас деревьев. Почти на каждом шагу я натыкался своей железной подковой на камень или ветку, треск которой то и дело взрывал тишину. Все ближе и ближе. Они могут проснуться. Стоит одному пробудиться, как он сразу же разбудит соседа. Именно так они прокрадывались бы к Зиону в темноте ночи, если бы не Джофри Монпелье, благослови его Бог. Если мы останемся в живых, то отдадим ему самую лучшую землю в Зионе, какую он только пожелает. Мы построим ему дом и назначим его главой совета. Теперь все отчетливо почувствовали запах жареного мяса, которое они готовили себе на ужин. По мере нашего приближения он начал смешиваться с запахами человеческого жилья — дыхания, немытых тел, грязной одежды, шкур и обглоданных костей. Мы оглядели десять небольших палаток, вокруг которых у пепелищ костров лежали распластанные в сонном забытьи тела. Ничего не подозревающие, беззащитные, как они рискнули развлекаться вот так, на открытом месте? Несомненно, Джофри говорил правду, рассказывая о таверне в Диксонвиле. И если эта схватка завершится нашей победой, то даже Эли придется признать, что зло может иногда приносить положительные результаты.
— Приканчивайте их тихо, чтобы не поднять на ноги весь лагерь, последовал приказ.
Вот мы наконец пришли. Передо мной и Энди на земле были распростерты тела шести безмятежно спавших индейцев, лежавших ногами к костру. У нас были ружья, но пользоваться ими было еще не время. Мы заточили свои топоры, были у нас и ножи с острыми лезвиями. Энди выбрал нож. Я видел как он, повинуясь своей обычной привычке, прищурил один глаз и пальцем провел по острию ножа, затем молча, словно призрак мести, вонзил его в жертву. Я предпочел топор, боясь ощутить близкое соприкосновение с живой плотью. «Как будто это дерево», — настойчиво внушал я себе и вспоминал «между головой и плечом». Взмахнув топором, я с силой опустил его.
Мы убили трех из шестерых. Но четвертый вскрикнул от удара моего топора, одновременно раздался вопль в другом конце лагеря, где шла та же бесшумная резня. Внезапно мы окунулись в кромешный ад. Двое индейцев вскочили. Я, зажав топор под мышкой, вскинул ружье. Прозвучал первый выстрел. Он попал в цель. Выстрелы Энди раздались где-то на расстоянии ярда от меня, и все шестеро были уложены. Мы двинулись дальше. Если остальным повезло так же, как и нам, значит, численность вражеского войска значительно сократилась.