Марина, которая уже поняла, что за украшения были надеты на Евдокии и жене Матвея Епифанова, вся сжалась в комок, а отец Дмитрий между тем продолжал рассказ:
— Поскольку фотография меня заинтересовала, я решил прочитать и письмо. В письме было много личного, что вам, Марина Евгеньевна, совершенно неинтересно как человеку постороннему, поэтому я даже не стану его доставать. В конце же имелась приписка о фотографии. Дед велел ее сохранить, потому что на Евдокии и Антонине, жене его брата Матвея, драгоценности, из-за которых семья Никодима Епифанова проклята отцом Захарием Мирошниковым из села Окуловка, где братья с сестрой жили в родительском доме.
— Вы сказали о Евдокии и Антонине… А имя Пелагея вам что-нибудь говорит? — спросила Марина.
— Пелагея… Пожалуй, нет. А почему вы спрашиваете?
— Дело в том, что Пироговы… ну… те люди, которые ухаживали за Татьяной, утверждали, что она часто повторяла это имя.
Отец Дмитрий покачал головой и сказал:
— Нет… При мне она ни разу его не произнесла.
— А как звали жену Никодима Епифанова?
— Прасковья.
Марина нервно съежилась и попросила:
— Вы… вы могли бы показать мне эту фотографию?
— Конечно, — согласился отец Дмитрий, встал со стула и достал из ящичка мебелины, отдаленно похожей на буфет, старинную, с несколькими заломами фотографию. Она была коричневой с обратной стороны, но на этом темном фоне все еще легко читалась курчавая надпись, сделанная фиолетовыми чернилами: «Епифановы, Матвей, Федор и Евдокия с семьями, май 1934 года».
Марина жадно всмотрелась в фотографию. Она, разумеется, была черно-белой, но драгоценности узнавались сразу. На одной из женщин было надето изумрудное колье, которое Марина видела на Елене Толмачевой, а на правой руке — браслет, тоже несомненная часть гарнитура. В ушах другой женщины сверкали каплевидные серьги с бриллиантовыми бантиками, которые нынче принадлежали Галине Павловне. Пальцы этой женщины были унизаны многочисленными кольцами. Среди них выделялся крупный перстень. Его трудно было разглядеть в подробностях, но он казался выполненным в той же манере, что и изумрудный гарнитур. На шее третьей молодой женщины висели простенькие светлые бусики, которые, по всему было видно, не имели никакого отношения к ювелирным изделиям.
— Я… знаю, где находятся эти изумруды, — дрогнувшим голосом сказала Марина. — Правда, не все… только ожерелье и серьги…
— Я тоже догадываюсь, где они должны бы быть. У епифановских женщин по линии Евдокии и Матвея.
— Да, у моей свекрови, Галины Павловны, жены Аркадия Матвеевича, серьги, а у Елены, жены Александра, внука Евдокии, ожерелье.