Молиться Ирочка тоже не умела, а потому перешла к конкретным предложениям Гарику: «Ты мне сразу скажи, если тебе нравится другая девочка. Только честно, потому что я перед тобой была честна. Мне страшно перечитать то, что написала. Я и не буду, иначе, боюсь, не отдам тебе это письмо». Ирочка хотела было написать, как у Пушкина, что смело вверяет себя Гариковой чести, но побоялась, как бы он неправильно это не истолковал, и больше ничего добавлять не стала.
Подпись Ирочка не поставила, потому что по смыслу письма и так было понятно, кто его писал. Она плохо спала две ночи и вздрагивала от каждого звонка в дверь, пока наконец Гарик не зашел к Лешке за какой-то своей надобностью. Пока молодые люди обсуждали на кухне эту Гарикову надобность, Ирочка очень ловко пробралась незамеченной в коридор и сунула свое письмо во внутренний карман куртки Саркисяна. После этого она принялась ждать ответа. Конечно, Ирочка была в курсе того, как ответил некто Онегин на подобное письмо, но она справедливо подумала, что на дворе уже далеко не девятнадцатый век, а потому Гарик может отреагировать по-другому. Гарик так и сделал: отреагировал по-другому. За эту его реакцию и за все то, что случилось после, Ирочка с удовольствием отлила бы в бронзе или даже в золоте еще один отдельно взятый памятник классику отечественной литературы А.С. Пушкину, но, к сожалению, у нее на это не было средств.
Очень долгое время, месяца, наверное, три, от Гарика не было никаких известий. К Лешке он тоже не заходил, но Ирочка знала, что обязательно зайдет. Во-первых, потому, что закончатся наконец экзамены в институты, куда поступали Лешкины одноклассники, во-вторых, у того же Лешки в сентябре был день рождения, на который обычно собирались все его лучшие друзья, и среди них конечно же Саркисян.
На день рождения Лешки пришел чуть ли не весь его класс, потому что одновременно провожали в армию тех ребят, которые не поступили в институты. Гарик Саркисян поступил, чему Ирочка была несказанно рада. Она ждала объяснения с ним почти без страха — подустала трепетать за три-то месяца, да и надеялась, что на радостях по поводу поступления он не будет слишком строг к «ее несчастной доле» и, может быть, даже признается в ответной страстной любви, которую с трудом сдерживал из-за вступительных экзаменов в вуз.
После официального застолья, под которое была отведена самая большая комната квартиры Епифановых, за столом остались только пятеро самых близких друзей Лешки. Среди них, разумеется, и Саркисян. Пока молодые люди продолжали сидеть за столом, Ирочка металась по маленькой комнате, смежной с той, где происходило торжество. Девушка поминутно бросала встревоженные взгляды на часы. И о чем думают эти парни? Уже поздно, а объяснения так еще и не произошло! Сколько можно есть, пить и попусту смеяться?! Когда смех перешел в категорию гомерического, Ирочка приникла ухом к двери. Нетрудно догадаться, что она услышала. Да-да! Именно это! Гарик Саркисян читал во всеуслышание ее письмо с самыми убийственными комментариями. Девушке показалось, что из-под ног уходит паркетный пол их квартиры. Она вынуждена была упереться руками в дверь, которая взяла да и распахнулась…