— Неужели Татьянины вопли не были полным бредом?..
— Скорее всего, она действительно слышала какой-то разговор ваших родителей, которые могли не стесняться ее, поскольку считали, что больная девочка все равно ничего не поймет и не запомнит, — предположил Борис.
— Может быть, ее и убрали из дома не столько из-за того, что она вас, Саша, таскала за волосы, сколько за то, что могла разгласить семейную тайну? — добавила Марина.
— Тогда вполне возможно, что нечто важное она могла сказать, находясь в том доме, где за ней ухаживали, — вступила в разговор до сих пор молчавшая Лена. — Может быть, есть смысл поговорить с теми людьми, которых наняли родители для ухода за дочерью? Они тоже могли слышать от нее какие-нибудь шокирующие заявления. Вдруг вспомнят?
— Не знаю… — растерянно проговорил Саша. — Я даже не могу представить, под каким соусом попросить их удариться в воспоминания. К тому же… — Он вскинул глаза на Бориса, потом перевел их на Марину, на жену и спросил: — Неужели мы с вами, цивилизованные люди с высшим образованием, станем серьезно относиться к каким-то проклятиям!.. Согласитесь, это как-то…
— Брось, Сашка! — перебил его Борис. — Когда ни в чем не повинные дети умирают один за другим или пропадают, как ваши… уж простите, что напоминаю… поневоле поверишь в любую бредятину! Ты прикинь, Саш! Если ваши с Еленой сыновья так и не выкарабкаются из трясины и что-нибудь случится с Мариниными детьми… не дай бог, конечно… род Епифановых совершенно бесславно закончит свое существование. Хотя ты Епифанов только по бабке, все равно должен понимать, что, если проклятие действительно имело место, твоим детям не выжить!
Кое-как крепившаяся Лена не выдержала, закрыла лицо руками и, вздрагивая всем телом, заплакала.
* * *
В поселок Прибытково под Петербургом, где провела часть жизни безумная Татьяна, с Александром поехала Марина. Борис не смог отпроситься с работы, а тянуть с выяснением интересующего всех вопроса не хотелось.
Дом бездетных супругов Пироговых был самым большим в поселке, выстроенным из белого кирпича, с узорами елочкой из красного кирпича. Двор был обнесен оградой, тоже искусно, с ажуром, выложенной из белого и красного кирпича.
— На родительские деньжищи отгрохали, не иначе, — неприязненно бросил в пространство Александр.
— Я бы на вашем месте радовалась тому, что была избавлена от сумасшедшей, — сказала Марина. — Если она, конечно, действительно была сумасшедшей…
— Не сомневайтесь, — усмехнулся Александр и нажал кнопку звонка, чернеющего на одной из белокирпичных колонн, на которой была укреплена массивная металлическая калитка.