Бартик прекрасно вписывается в этот величественный интерьер, отметил Земан. Чувствует себя свободно и уверенно, словно с давних пор является хозяином этого замка. Трудно было представить Бартика прежним — длинным, тощим, прыщавым мальчишкой-полицейским. В слишком большой для него грубой зеленой форме он выглядел очень смешно и вовсе не был похож на представителя органа народной власти. Теперь Земану казалось невероятным, что этот высокомерный политик спал когда-то рядом с ним на одних нарах, ночи напролет с увлечением собирал старую трофейную немецкую радиостанцию, которую они обнаружили в заброшенном доме. И уж совсем невозможно было представить его в роли начальника радиоцентра госбезопасности.
Теперь это был совершенно иной человек. Он не просто постарел, полысел и потолстел, хотя элегантным костюмом старался скрыть брюшко и по лестнице поднимался с наигранно юношеской легкостью. Он точно вырос, выделился из окружающей серой среды и стал Представителем.
Вот в этом-то все и дело, понял Земан. Это уже не тот Лойза Бартик, друг юности. При всей своей сердечности он постоянно помнит, что он — Представитель. Поэтому он все время как бы начеку, он как бы наблюдает за собой со стороны. И именно поэтому я не чувствую себя с ним легко и свободно, как когда-то.
Они добрались до конца лестницы, и управляющий широко распахнул высокие с инкрустацией двери, а сам почтительно отступил в сторону.
У Земана было такое чувство, будто он прошел сквозь невидимую стену в сверхъестественный мир четвертого измерения. Огромный салон, куда они вошли, белый с золотом, сиял от множества огромных хрустальных люстр. Они висели над большим круглым столом, уставленным изысканными блюдами: салатами, мясом, копченостями, дичью, сырами и пирожными. На сервировочных столиках приготовлены были бутылки с напитками и хрустальные рюмки. Обслуживали двое официантов в безукоризненных смокингах и повар в белоснежном крахмальном колпаке.
Но не это было удивительным.
Особенными были лица за столом. Всех их Земан хорошо знал, хотя до сих пор ни разу не видел так близко. Он помнил их позы и улыбки. Правда, он видел их подкрашенными ретушью в газетах или прилизанными гримерами на экранах кино и телевизоров. И вот совершенно неожиданно он оказался среди них. В этом хрустально-золотом сиянии белого салона ему показалось, будто он попал в какую-то телевизионную комедию. Все здесь были дородные, откормленные, с несколько одутловатыми, точно у хомячков, лицами, раскрасневшимися от вкусной еды и доброго питья. И Земану вспомнилось слово, которым метко называет народ таких функционеров: «пупы».