Земан не понимал.
— Меня исключили из партии, — продолжал Житный. — Лишили поста, звания, уволили с работы. Все в один день, по одной телеграмме. И знаешь, за что? За Скрыше. За то, что я там тоже трижды был, но умолчал об этом. Я не сдаюсь. Буду бороться до конца: недавно был у генерального прокурора, выяснял, имеют ли еще в этой стране какое-то значение закон и право.
Земан был потрясен. Он не мог поверить. Неужели это тот самый Житный? Коммунист по глубочайшему убеждению, в свое время слывший лучшим аналитическим мозгом Корпуса национальной безопасности, за чьим советом Земан обращался в самые решающие моменты.
— Это спрут, Гонза. Мафия.
Сказав это, Житный поспешил удалиться (может, потому, что не хотел компрометировать друга).
А через неделю он застрелился.
Сообщил об этом незнакомый человек — написал несколько строк на бланке погребальной конторы.
Придя на похороны, Земан увидел лишь нескольких ближайших родственников. Боже мой, неужто таким образом завершается эта большая, героическая жизнь? — подумал он.
Это было горько и грустно (как и прощание с отцом Калиной — забытого всеми, отверженного, его тихо проводили в последний путь в шестьдесят восьмом)…
Вернувшись к себе, Земан услышал телефонный звонок. Звонили из министерства.
— Совсем не обязательно, товарищ майор, было ходить на эти похороны. Только навредили себе.
— Почему? — удивился Земан. — Мы были друзьями. Рядом стояли, плечом к плечу, в феврале сорок восьмого…
— Не вздумайте больше этим хвастать, — строго произнес кто-то незнакомый и положил трубку.
В памяти снова и снова мучительно прокручивались два последних разговора. Связана ли трагическая судьба Житного с его собственной, с его последним делом?
Тоска, от которой Земан не мог избавиться, воплотилась для него в образ старой деревенской женщины в трауре — черной юбке, черной кофте, черном старомодном пальто и черных, грубой вязки, чулках. Появлявшаяся каждый понедельник утром у дверей кабинета Земана на Конквитской улице, она напоминала грустную облезлую ворону у кладбищенских ворот.
— Удалось что-нибудь выяснить, пан майор? Нет? Жаль… Ну, я потом снова приду.
Исчезала она так же тихо, как и появлялась.
Нет, она не была агрессивной или надоедливой. Она наверняка понимала, что расследование уголовного дела — сложная, кропотливая работа, требующая времени. Но за скромностью ее таились решительность и упорство. Женщина не хотела, чтобы дело об убийстве дочери было списано в архив с заключением: «Убийцу установить не удалось».
Ее единственную дочь, студентку, несколько лет назад нашли в лесном озере. Но прежде, чем она утонула в стоячей воде, кто-то выстрелил в девушку из охотничьего ружья. Было это преднамеренным убийством или убийством немотивированным? Охота в то время была запрещена. Оружия, подобного тому, которым совершено было убийство, ни у кого из окрестных жителей никогда не бывало. Проверку местного населения провели тщательную. Кроме того, стреляли под каким-то необычным углом: похоже, стрелок находился где-то высоко, может быть, прятался в кронах деревьев. А как тихая, скромная девушка оказалась в лесной чаще далеко от Праги, где она училась, и от своего дома вообще никто не мог объяснить, даже мать.