На лице не было и признаков синяка. Не было следов шрама. Круги под глазами были. Морщины стали заметнее. Цвет лица хуже. В общем, нормальные признаки болезни. Пройдет.
Чтобы Милит не начал на нее ворчать, Лена с ходу разъяснила ему, что все равно будет делать то, что сочтет нужным. Эльф прилежно выслушал и смиренно спросил, нельзя ли было в соседнюю комнату заглянуть, раз уж взять с собой Владыку она не захотела. А кто знает, получилось бы у нее или нет, если б она Шагнула, не поддавшись порыву, а помедлив, подумав, кого и зачем брать. Это не просто в другой мир уйти, это уйти даже не в конкретное место, а к конкретной персоне, рисковать уж очень не хотелось. И говорить об этом тоже не хотелось. Лена поцеловала его в щеку, и синие глаза мгновенно засветились, словно на щеке был сенсорный выключатель.
Милит не выпустил ее из комнаты: «Пока не поешь, и не думай». За время, что она с удовольствием плескалась в ванне, принесли завтрак, которого хватило бы трем Милитам. Лена честно съела столько же, сколько обычно, честно выпила чай, отдающий лекарственными травами, и честно заела яблоком размером с астраханский арбуз, но гораздо более сочным. Вот только тогда эльф смилостивился. Как же здорово, что есть такие друзья.
Гарвин спал. Лицо нервно подергивалось, но он именно спал. На груди больше не было черной дыры, сквозь которую виднелись ребра, был просто огромный ожог, багрово-красный, запекшийся. Дышал он неглубоко, но ровно. Лена посидела рядом, держа его за руку. Он не проснулся, но она знала, что сила стекает в его измученное тело. Ох, Гарвин, любой ценой. Любой. Только живи.
Потом она наконец отважилась зайти к шуту. Он тоже спал, и Маркус дремал, развалившись на стуле, хотя рядом стояла раскладная кровать. Он боялся разоспаться и не услышать шута.
У шута обгорели волосы, кто-то подрезал их очень коротко, и теперь невозможно было не догадаться, что в нем эльфийская кровь. Заостренное ухо было красное, как и вся левая половина лица, а вот правая выглядела существенно лучше. Левое плечо было густо намазано противоожоговой мазью, но все равно было ясно: оно все еще черное. Лена разбудила Маркуса и отправила его отдыхать, а сама придвинула кресло и села возле шута. Он проснулся не скоро, и это Лену радовало: сон и правда лучшее лекарство. Сине-серые глаза потускнели. Он вздохнул, рассматривая потолок, потом перевел взгляд и слабо улыбнулся:
— Лена…
— Как ты?
— Намного лучше. Хотя… ты все равно поймешь. Болит сильно. Эльфы клянутся, что все пройдет. Страшно на меня смотреть?