– Вперед? Не, не надо, там водитель курит, – Алька.
– Сзади просторно, но там трясет.
Слева какая-то бабка что-то жевала, быстро поглядывая по сторонам; хотелось держаться от нее подальше.
Справа уже сидела молодая пара: дебил в грязных спортивных штанах, неустанно харкавший на пол себе под ноги и громко матерившийся в промежутках между соплевыделением, и его подруга с завитой челкой и огромной задницей.
Сели все-таки впереди, чтоб никого не видеть.
Автобус криво и болезненно переваливался на взгорках и поворотах, как будто нес по неудобной корзине в каждой руке.
До столицы было часов десять муторного хода. Водитель курил, парень харкал, бабка ела, девка сидела на жопе. Один я думал.
Всё пытался увязать воедино недоростков в лаборатории, Филипченко, подъезд в Велемире. Все осыпа´лось, только тронь.
Алька купила семечек и грызла в кулак – она любила. Вполне вписалась в пассажирскую компанию.
Ее рукам, белым пальцам с отличным маникюром, все это странно шло – черная и мокрая шелуха. Одна повисла на губе, Аля осторожно сняла ее ноготком – шелуха сразу пересела с губы, как ручная.
– Станция Княжое! – неожиданно крикнул водитель.
Я вдруг вспомнил Оксану с Ярского и ее сына... Он в Княжом у нее! Не в этом ли?
– Выходим! – позвал Алю, вскочив с места.
Алю с белым подсолнечным семенем во рту долго уговаривать не пришлось – она всегда была готова.
Бабка поехала дальше, а парень с девкой выпрыгнули за нами.
Некоторое время смотрел им вслед. Девкин зад пышно и не в такт ходьбе раскачивался; у харкотного парня, напротив, ягодиц не было вовсе – как будто две тонкие ноги сразу переходили в живот, в ребра, в его туберкулезную грудную клетку.
– Писать хочу, – сказала Алька шепотом, чуть суживая хулиганистые глаза, как будто собиралась сделать что-то задорное и необычное.
Она дождалась, пока пара чуть отошла, и поспешно пристроилась за остановкой. Я с усилием отвернулся, чтоб не смотреть.
Вернулась полегчавшая, легко постукивая себя по бедрам.
Ближние дома были раскиданы кое-как, словно шла корова и из нее высыпало: шлёп туда, шлёп суда, и вот еще разок. Смотри не наступи, Аль.
Несмотря на то что от дороги с мелко порубленным асфальтом было видно всего несколько дворов, деревня, нырнув с холма вниз, оказалась немалой. Миновав первые избы, выйдя на взгорок, мы увидели расходящиеся, как рачьи клешни, в разные стороны улицы.
Дороги были сухи, деревня походила на пережаренный пирог. И пахла кислой жженой капустой.
Показалось, что сквозь раскрытые окна одного из домов кто-то переговаривается. Мы тронулись туда.