От тлеющего хвороста на бычьих головах в городе загорелась сначала одна, потом другая постройка.
Мальчик побежал, то смешиваясь с толпой недоростков, то отставая от них.
По дороге он встретил мясника со взрезанным животом, полным разнообразного и густого мяса, шепелявого солдата с раскрытым горлом, из которого, казалось, так и раздавался свист и шепот, и многих иных горожан, живые лица которых видел раньше.
Иногда мальчик ненадолго останавливался возле начинающихся пожаров. Он отчего-то надеялся, что тот несчастный, прикованный отцом к гончарному кругу, будет отпущен малыми людьми, но нет – юный гончар сидел на своем месте с коротким копьем в груди, и сам был красивый, теплый и плавно отекающий, как свежий горшок.
Тогда мальчик подумал, что недоростки, наверное, отпустят рабов, и в том числе белую женщину, на которую растратил свою последнюю совесть отец.
Кто знает, может, отцы и матери недоростков были среди городских рабов и они пришли затем, чтобы освободить их.
Не чувствуя своего опаленного лица и сгоревших бровей, в толпе недоростков, бежавших молча и сосредоточенно, мальчик поспешил мимо амбаров, пекарен и давилен к тюрьме.
На пыльной площадке меж клеток лежал задумавшийся о дымном солнце солдат, вокруг которого рассыпались деньги, которые никто не подобрал.
В мужских клетках лежали мертвые рабы, а в женских – мертвые рабыни.
В каждом из мертвых торчало по стреле, а у белой рабыни была стрела во рту и копье в животе.
Откуда-то раздавался слоновий вопль. Возле одной из клеток недвижно стоял бык с прогоревшим пеплом на почерневшем лбу.
Мальчик потрогал прутья клеток левой рукой и пошел на рынок.
В мясных лавках на крючьях висели туши, а на полу лежали неживые люди. И было неясно, кто кого здесь будет доедать в итоге.
Там, где торговали ягодами и плодами, мальчик взял сливу и долго грел ее в ладони, а потом выронил.
Свою улицу мальчик едва узнал – там все было в дыму, в крови и в грязи, а некоторые дома уже догорали. Мертвых он давно уже не пугался и просто перешагивал через них.
Во дворе родного дома сидел, словно потерявшийся, пес и, завидев мальчика, оскалился, даже не рыча, а исходя ненавистью к нему, пришедшему с венком на голове и окровавленными до колен ногами.
– Ты что, тварь, это же я! – сказал мальчик со злобой и замахнулся мечом.
Зверь, даже не взвизгнув, а вскрикнув, кинулся прочь.
У порога лежала мать. Мальчик сел рядом и взял ее руку. Рука матери больше не пахла арбузом, а пахла камнем и пылью.
Он заглянул в дом и крикнул живых. Дом ответил ему пустотой.
Мальчик собрался уходить, но увидел блеснувший браслет сестры на полу, а потом и отсеченную по локоть девичью руку.